Форум » Кинематограф, театр » Современная драматургия. За и Против! » Ответить
Современная драматургия. За и Против!
Черкашин: предлагаю обсудить
Ответов - 25
Chandra: Игорь, для начала назовите нам авторов. Я вот , например, совсем современных драматургов не знаю. И, кстати, если речь о них - то давайте перенесём тему в другой подфорум. Здесь, в салонах мы размещаем только авторские произведения. Зато себя можете постить в большом количестве! Где Ваша пьеса и какова её судьба?
Черкашин: давайте перенесем. моя пьеса идет с успехом у меня же в театре. выдержала уже больше 80 представлений. зрители и смеются и плачут. к сожалению пока больше нигде не идет.
Черкашин: Посвящается Кошечке (1981-1995) Действующие лица: Донни, сорок пять лет или около того. Отец Падрайка. С острова Инишмор Дейви, семнадцать лет. Слегка полноват, носит длинные волосы. С острова Инишмор Падрайк, двадцать один год. Красив. С острова Инишмор Мейрид, шестнадцать лет. Очень коротко пострижена, миловидна. Сестра Дейви. С острова Инишмор Джеймс, между двадцатью и тридцатью годами. Из Северной Ирландии Кристи, между тридцатью и сорока годами. Из Северной Ирландии Брендан, двадцать лет. Из Северной Ирландии Джоуи, двадцать лет. Из Северной Ирландии Действие пьесы происходит на острове Инишмор, графство Гэлуэй, в 1993 году. Сцена первая Сельский дом на острове Инишмор, примерно 1993 год. На авансцене - задняя стена дома и внутренний двор перед ней. В центре стены дверь, ведущая со двора в дом, слева и справа от нее окна. Слева, внутри дома, дверь в ванную, интерьер которой зрителю не виден, а немного правее, внутри дома, пустое пространство, обозначающее жилую комнату. На задней стене дома висят часы, обрамленные сентиментальной ручной вышивкой, на которой можно прочесть: «Home Sweet Home» . Во дворе шкафчики справа и слева, на одном из них стоит телефон. Пара кресел у стены, между ними стол, на котором с самого начала представления лежит труп черного кота с основательно разбитой мордой – проще сказать, отсутствует половина черепа. Донни, хозяин дома, человек средних лет, и Дейви, его сосед семнадцати лет, немного полноватый, с длинными волосами, стоят и смотрят на труп животного. Дейви. Как ты думаешь, Донни, он еще жив? Пауза. Донни подымает за хвост бездыханный кошачий труп. Из головы кота вытекают и шлепаются на стол последние мозги. Донни внимательно смотрит на Дейви и кладет труп обратно на стол. Донни. Хм... Дейви. Может, он в коме? Давай вызовем ветеринаров. Донни. Этому ветеринары как мертвому припарки. Дейви. Они впарят ему какой-нибудь укол. Донни. (пауза) Это тебе укол в жопу нужен, придурок! Донни отступает назад и дает Дейви пенделя. Дейви. (чуть не плача) Чего тебе надо?! Донни. Сколько раз тебе говорили, не гонять на своем сраном велике с этой дебильной горы! Дейви. Я не трогал эту тварь, клянусь тебе! Он валялся на дороге, я его издалека увидел... Донни. На дороге, блин, кривожопый ты урод... Дейви. И на велике я не гонял, а ехал медленно! Смотрю, черная куча впереди, подул сразу, что за черт там... Донни. Ага, а теперь послушай, как это было на самом деле. Только после того, как ты переехал эту кошатину, ты, наконец, тормознул педали, и чисто из любопытства вернулся посмотреть, по кому же ты все-таки проехал. Дейви. Нет, я его впереди себя увидел, и мне не нужно было возвращаться. Он валялся впереди! Донни. Мчу куда хочу! Дейви. Я вообще в тот момент уже слез с велика и катил его рядом. Потом я увидел Малыша Томаса. Разве я не должен был в этой ситуации сгрести в охапку эту кучу дерьма и тащить к тебе на стол показывать? Донни. Во всех инструкциях черным по белому написано: нельзя дотрагиваться до жертвы преступления, пока к ней не подоспела профессиональная помощь. Любой дурак это знает. Дейви. Прости, я не читал инструкций о том, как надо себя вести, когда видишь раздавленную кошку, Донни! Донни. А надо было бы прочесть... Дейви. Таких инструкций нет! Донни. ...может быть, теперь Малыш Томас был бы с нами... Дейви. Его могла раздавить машина, кстати. Донни. Сегодня по этой дороге не ездили машины! Да и когда вообще это ты видел там хотя бы одну машину? Ты вообще единственный, кто ездит этой заброшенной дорогой! И почему? Потому что ты тупой ирландский придурок, у которого есть только одна забава – гонять с горы на мамкином велике и орать благим матом, потому что тебя дико возбуждает, когда ветер шевелит твою засаленную бабью гриву! Дейви. Еще раз тронешь мои волосы, Донни Осборн, и я тут же уйду отсюда. А если я уйду, то отвечать за своего кота будешь ты. Один-одинешенек... Донни. Это ты убил моего кота... Но это еще полбеды. Вся беда в том, что это не мой кот. Дейви. Я могу оказать тебе любезность. Буду отгонять назойливых мух от трупа. Донни. Ах, ты мне будешь оказывать любезность, щенок! Мой кот попал между спиц твоего велика, и ему оторвало полбашки, и он еще мне будет оказывать любезность! Дейви внимательно смотрит на Донни, затем резко открывает дверь в дом и исчезает за ней. Донни склоняется над трупом и печально поглаживает шерстку, затем садится в левое кресло, рассматривает кошачью кровь у себя на руке. Возвращается Дейви, тащит через порог велосипед своей матушки. Он розового цвета, с маленькими колесами и корзиной для поклажи на переднем колесе. Дейви подвозит велосипед к Донни и дает ему возможность его рассмотреть, подымает переднее колесо почти на уровень глаз Донни, медленно го прокручивает. Дейви. Ну и где здесь кошачья бошка? А? Где его бошка? Донни. (подавлен) Счистить кошачьи мозги с колеса – с этим даже такой урод, как ты, справится. Дейви. На этом колесе нет даже намека. Ни пятнышка, ни царапинки. А, тем не менее, из бедного Малыша Томаса мозги по каплям сочатся. Донни. Убери свой сраный велик от моего лица, Дейви. Сейчас же. Дейви. Бедный Малыш Томас, этот велик, даже если бы хотел, никак не мог раздавить твою глупую бошку. Чтобы раздавить эту прелесть, нужно совсем съехать с катушек. Донни. Убери свой сраный велик от моего лица, придурок, или я раздавлю твою прелестную бошку. Дейви отвозит велосипед к входной двери. Дейви. Тут могло быть все что угодно: большой камень, машина, собака. Ты же слышал, как выла собака. Донни. Ага. А ты слышал рев машины. Дейви. (пауза) А, может, ты слышал, как бросались камнями? Все зависит от того, насколько велик камень и с какого расстояния брошен. Бедный Малыш Томас! Я так любил его, так любил. Чего не могу сказать ни об одной кошке на острове. Для большинства наших котов я пожалею крошечной рыбешки. Они такие наглые. Особенно кот Мейрид. Дашь ему пинка, а он ухмыляется. А вот Малыш Томас был отзывчивым малым. Идешь мимо забора, там сидит Малыш Томас и тебе кланяется. (Пауза.) Больше нам кляняться некому. Упокой его душу, господи. Ушел от нас, кучу мозгов на земле оставил. (Пауза.) Слушай, Донни, а он же у тебя недолго пожил? Ты, кажется, его совсем недавно взял. Донни. Это не мой кот, пойми, и в этом вся проблема, как ты не можешь, придурок, понять! И ты ведь сам все прекрасно знаешь. Дейви. Ничего я не знаю. А что такое? Донни. Мне только на один год доверили этого засранца. Дейви. Чей он, Донни? Донни. А ты как думаешь? Дейви. (пауза) Нет… Нет… Донни. Что нет? Дейви. (с ужасом в глазах) Только не он… только не твой… Донни. Угу. Дейви. Нет! Донни. А чего бы я так расстраивался? Из-за этого засранца, что ли? Дейви. Только не твой Падрайк. До
Alex: Не могу прочесть дальше, что то не работает кат. Но дальше читать хочется. Ирландец молодец, талантлив, все четко в черный покрасил, не оставил ни одного белого пятна. Не знаю, пошла бы я на эту пьесу в театр... Нет, наверное. Его идея в моей голове пока туманна, как черная кошка в темной комнате. Ваше мнение можно узнать?? Я не профессиональный критик, но на этом сайте таковой имеется. Наверное сейчас придет.
Черкашин: Пауза. Кристи опускает пистолет и начинает собирать свои вещи. Чуть позже Брендан и Джоуи следуют его примеру. Кристи. Ну и славно. В конце концов, разве ирландские коты не будут счастливее, если их больше не будут беспокоить английские? Джоуи. Будут. Кристи. Разве ты не знаешь, сколько в свое время убил котов Оливер Кромвель ? Брендан. Очень много. Кристи. Очень много. И закопал их живьем. И у нас есть свой путь, чтобы не стать ублюдками. Все, больше ни слова о котах. Собирайте свои шмотки. Надо нам на сегодняшнюю ночь где-нибудь залечь, может, в амбаре, а, может, еще где. Жирный придурок сказал мне, что Падрайк вряд ли появится раньше полудня, и вроде у него нет резона нас обманывать. Подойдем в десять минут первого и ворвемся во всеоружии. Собирают свои вещи и направляются к левой кулисе. Кристи. А я вам рассказывал, как я подловил этого жирдяя? Он наболтал своей сестре, что это якобы он убил кота. Я выдал ему такую тираду: «Главная заповедь иезуитов гласит, что самая ужасная вещь в мире – это ложь», поэтому, сынок, я расскажу тебе правду». Ха-ха. Брендан. Только у иезуитов нет такой заповеди. Кристи. Нет? А у кого же есть? Брендан. Я не знаю, но это точно не иезуиты говорили. Кристи. Опять начинаешь? Брендан. Начинаю что? Кристи. Начинаешь говорить, что кто-то чего-то не говорил. Брендан. Я ничего не начинаю. Я всего лишь сказал, что это были не иезуиты. Кристи. А кто же? Брендан. Не знаю! Кристи. Думаю, что Маркс! Брендан. (уходя) Может быть, и Маркс. Я не знаю. Но я точно знаю, что это не иезуиты. Кристи. (уходя) Да пошел ты на хрен, мудила! Голоса трех человек за кулисами постепенно превращаются в невнятное бормотание. Пауза. Мейрид появляется справа, прислушивается к их диалогу. Смотрит в ту сторону, куда ушли мужчины, крепко задумывается, затем агрессивно взводит ружье. Затемнение. Сцена шестая Другое место на дороге. Ночь, лунный свет. Мейрид стоит, опершись о стену, на ней видны следы неброского макияжа, губы накрашены. Она тихонько напевает песню «The Patriot Game» . Рядом ружье, оно также подпирает стену. Мейрид. (поет) «Come all ye young rebels and list while I sing. The love of one’s land is a terrible thing. It banishes fear with the speed of a flame, and it makes us all part of the patriot game» . Падрайк входит справа и хочет спокойно пройти по дороге мимо нее. Она замечает его, но продолжает петь. Мейрид. (поет) «Oh my name is O’Hanlon, and I’ve just gone sixteen. My home is in Monaghan, there I was weaned. I was taught all my life cruel England’s to blame, and so I’m a part of the patriot game» . Падрайк останавливается возле нее, подпевает ей в последней строчке. Они внимательно изучают друг на друга. Падрайк. Я так давно не слышал этой нашей песни. Это же один из Биэнов написал? Мейрид. Да. Доминик. Падрайк. (собираясь идти дальше) Если бы они больше взрывали и меньше писали песен, я бы их больше уважал. Мейрид. А я все равно уважаю их. Лейтенант! Падрайк. (пауза) Ты дочь Симуса Клейвэна? Мейрид. Да. Вы вспомнили меня. Падрайк. Я помню, как ты бежала за мной и просила взять с собой, когда я уезжал освобождать Северную Ирландию. Тогда тебе было десять. Мейрид. Одиннадцать. Теперь мне шестнадцать. Если вы, конечно, меня имеете в виду. Я сильно выросла за это время? Падрайк. Да. Растешь вверх, а не вширь. Издалека я подумал: «Что это за парень там стоит с накрашенными губами?» Подошел ближе и увидел, что ты просто девушка... с несколько диковатой прической. Мейрид. (скрывая обиду) Ты думаешь, это приятно слышать девушке, которая пришла сюда встречать твой катер с самого раннего утра? Падрайк. Думаю, что нет, но, что поделать, я таким родился. Мейрид. Девушки в Ольстере, наверное, сами падали к тебе в руки, как только ты одаришь их такими комплиментами. Падрайк. Некоторые падали, да, но я внимания сильно не обращал. Не до того было, надо было выгнать с нашей земли свору кровожадных наймитов идиотской английской монархии. Девушки Севера сражаются как бешеные псы, поэтому мы ни разу не проиграли сражения. Мейрид. Ты предпочитаешь девушек с Инишмора? Падрайк. Нет. Мейрид. Неужели мальчиков? Падрайк. Нет, я не предпочитаю мальчиков! Среди тех, кто сражается за свободу Ирландии, пидорасов нет! Запомни, дура! Это условие для поступления в группировку. Мейрид. Слушай, в пятницу у церкви будут танцы. Возьмешь меня с собой? Падрайк. Знаешь, что я тебе скажу? Мне не интересны никакие другие занятия, кроме освобождения Ольстера. Мейрид. Но это ужасно. Падрайк. Что поделать. Мейрид. (пауза) На следующей неделе в «Омниплексе» будет фильм про гилфордскую четверку . Может, это тебе будет ближе? Падрайк. К черту эту четверку из Гилфорда! Даже если это не они сделали, то все равно должны были взять всю вину на себя и гордиться. А так, только нытье одно. Мейрид. Каждый будет платить сам за себя! Падрайк. (нежно) Нет, Мейрид. (Пауза.) Почему ты вышла встречать меня так издалёка? Мейрид. (обиженно) Неважно. Падрайк. Чтобы пригласить меня на танцы? Хм... (Шерстит по-отечески ее волосы.) Я вижу, ты пришла сюда с ружьем, значит я тебе нужен. Эта примета, которую я хорошо усвоил на Севере. Мейрид. Нет, это всего лишь значит, что я хорошо знаю свое дело. Падрайк. Да, конечно. На Аранских островах больше не осталось коров с двумя глазами. Мейрид. (в гневе, отшатывается от него) Всякий пытается меня укорить слепыми коровами, никому и дела нет до того, сколько лет прошло с того времени. Но никому в голову не приходит, что я выбивала глаз с шестидесяти ярдов . А это по любому чертовски прекрасный результат. Если бы я калечила их на расстоянии вытянутой руки, я бы еще понять могла эти претензии, но ведь нет, я давала коровам шанс выжить. Падрайк. Остынь, Мейрид, я шучу. Сам я тоже однажды попал парню в глаз из самострела, но он стоял прямо перед мной. Шестьдесят ярдов – это чертовски круто. Мейрид. Тебе не удасться обмануть меня такими простейшими... Падрайк. Мейрид, послушай... Мейрид. И ты не услышишь от меня новости, которую я припасла для тебя. Падрайк. Какой новости? Мейрид. Никакой. Падрайк. Нет, все-таки что за новость? (Внезапно мрачнеет, подозрительно.) Или ты мне что-то хочешь сообщить про моего кота? Мейрид. Про кота или не про кота, понятия не имею. Я забыла. Падрайк в гневе достает оба своих револьвера и наставляет их на голову Мейрид. Падрайк. Быстро выкладывай все, сучка! Ему что, стало хуже, или что-нибудь еще в этом духе? А? Полная достоинства, презрения и чувства превосходства, Мейрид поднимает свое ружье, взводит его и, пока Падрайк держит револьверы у ее головы, приставляет ствол к его глазу. Пауза. Падрайк. Ты думаешь, я шучу? Мейрид. А ты думаешь, я шучу? Падрайк. (длинная пауза) А ты дерзкая. Мейрид. Вовсе нет. Падрайк. Клянусь тебе. Падрайк опускает револьверы. Мейрид медлит секунду или две, удерживая ружье у глаза Падрайка, затем опускает оружие. Мейрид. Может, ты теперь возьмешь меня с собой, когда здесь со всем покончишь? Раз уж я такая дерзкая и безжалостная. Падрайк. В ИНЛА не принимают девчонок. Нет. Разве только красавиц. Так какая новость у тебя? Мейрид. (чуть не плача) Разве только красавиц? А если это миловидная девушка, которая умеет выбивать корове глаз с шестидесяти ярдов? Падрайк. Нет. У нас нет потребности в девушках со всеми их умениями и навыками. Мейрид. Это несправедливо по отношению ко всему женскому роду. Падрайк. Зато справедливо для коров. (Пауза.) Так, что за новость, Мейрид? Это про Малыша Томаса, да? Мейрид. Это твое последнее слово про ИНЛА? Меня туда никогда не примут? Падрайк. По крайней мере, пока я там имею вес. И поверь, это для твоего же блага, Мейрид. Оставайся дома, и, знаешь что, найди себе какого-нибудь приличного мужа. Отращивай волосы погуще, и в один прекрасный день ты кому-нибудь понравишься. А если ты еще научишься готовить и вышивать, то твои шансы вырастут вдвое. Даже утроятся. Мейрид. (пауза) А новость такая. Твоему Малышу Томасу уже не так плохо, как было раньше. Но поспеши, чтобы он был уже в полной безопасности. Падрайк. Ему уже не так плохо, как раньше? Мейрид. Именно. Падрайк. (восторженно) О, господи, благодарю тебя. Мейрид, я готов тебя расцеловать! Падрайк берет Мейрид в свои объятия и целует ее. Поцелуй благодарности постепенно перерастает в нечто более чувственное. Затем они останавливаются, оба немного взволнованы. Падрайк неловко посмеивается и спешно уходит налево. Мейрид стоит, потупившись, начинает тихонько напевать.
Alex: Это плохо!! А где остальное??? Что там дальше то с парнем? Хотя и так все ясно, это ирландский придурок его закопает во славу ИРА. Рядом с котом на картофельном поле. А я у вас мненье спросила Ваше...
Черкашин: Донни. Да, ждать им придется долго. Дейви. Сто лет будут ждать. Донни. Когда они поженятся, мы ж с тобой тоже породнимся. Дейви. (с презрением) Точно, блин. Донни. Что такое? Дейви. Ты думаешь, мне будет приятно породниться с бешеным придурком и его отцом, который избивал свою жену? Донни. А ты думаешь, мне будет приятно породниться с толстожопым пидарасом и душителем котов? Дейви. (тихо, с ужасом) Блядь! Мы же про кота забыли! Дейви подходит к окровавленной корзине на столике, убеждается в том, что она пуста, отставляет корзину, осматривается, заглядывает под мебель, шарит рукой в труднодоступных местах, наконец находит в шкафу ошейник с надписью «Сэр Роджер». Уже хочет выкинуть ошейник за разбитое окно, как тут Падрайк и Мейрид дают друг друг отдых после долгого поцелуя. Падрайк. Твое платье, боже! Ты где-то уже вымазалась в крови. Мейрид. Ну и что? Красный идет к любой одежде. Падрайк. Ну по Ольстеру лучше не ходить в окровавленном платье. Мейрид. Да кто заметит, Падрайк? Падрайк.Туристы заметят. Давай, девочка, смени его или выстирай. Мейрид. Я сейчас его прополощу. Дейви выбрасывает ошейник за окно. Мейрид. Ну вы закончили уже? Дейви. Нет еще. Мейрид. Режьте, режьте. Дейви. А я чем занимаюсь?! Мейрид. Ха-ха. И этот придурок будет еще говорить мне что Падрайк бешеный. Она идет в сторону ванной. Минут пять, и мы двинемся в путь. Падрайк. Давай скорее. Мейрид. Хорошо. Мейрид целует его и входит в ванную. Падрайк. (кричит ей вслед) Ой, слушай, я забыл, там на полу валяется тот грязный кот, которому я кишки наружу выставил. Челюсть Дейви медленно отвисает, он смотрит на дверь ванной, ожидая реакции. Падрайк. (Дейви) А ты разве говорил, что я бешеный? Дейви. (с отсутсвующим видом) Да. Падрайк. Что? Дейви. Что? Падрайк. Я спрашиваю тебя, ты говорил когда-нибудь, что я бешеный? Дейви смотрит на Падрайка, который еще ни о чем не подозревает. Падрайк. Ну ладно, глупая твоя рожа, ну какой же ты смешной. Иди работай. Или ты думаешь, что трупы сами себя разрежут? Донни. Нет, не разрежут. Дейви, в чем дело? Иди сюда, давай выбьем этим зубы. Дейви. (с отсутствующим видом) Давай выбьем. Присаживается на колени рядом с Донни и начинает флегматично выбивать зубы у одного из трупов. Его глаза внимательно следят за дверью в ванную. Все хуже и хуже, хуже и хуже. Донни. Что ты болтаешь, Дейви? Дейви. Все хуже и хуже. Падрайк. Да он какой-то совсем дурной. Донни. Он просто еще ребенок. Это так кажется, что он ни черта не понимает. (Пауза. Распиливая труп.) Оказывается, парни, позвоночник очень трудно распилить. Падрайк. Серьезно? А ты представь себе, что это хребет твоего злейшего врага, и станет легче. Донни. Ага, представил. Пошло. С отсутствующим взглядом в проеме двери ванной появляется Мейрид. У своей груди она держит окровавленный труп почерневшего Сэра Роджера. Сейчас ее видит только Дейви. Донни. Я тебя уже поздравил с помолвкой? Падрайк. Нет еще. Донни. (вставая) Мои поздравления, сынок. Падрайк. Спасибо, старик. Донни пожимает Падрайку руку. Мейрид входит в комнату, Падрайк смотрит на нее. Падрайк. О, да ты посмотри на себя. Мы подходящая пара. У каждого по коту. Кто скажет, что у нас нет ничего общего, кроме огромного желания покончить со всякой сволочью? Нет, наверное, я не должен так шутить. Хотя бы ради Малыша Томаса. Мейрид. И хотя бы ради Сэра Роджера. Падрайк. Сэр Роджер, это кто? Сэр Роджер Кейсмент ? Мейрид. Ага. Падрайк. Зачем тебе сдалась эта грязная дохлая кошка, Мейрид? Мейрид осторожно отдает Сэра Роджера Дейви, зловеще ему улыбаясь. Окровавленной рукой взъерошивает свои волосы. Идет к Падрайку. Он сидит на столе, за его спиной лежат два револьвера. Он нежно дотрагивается до ее щеки, она начинает тихо напевать «The Dying Rebel». Мейрид. (поет) «The night was dark and the fight was ended…» Падрайк подпевает. Вместе. «The moon shone down O’Connell Street…» Мейрид. Поцелуй меня, Падрайк. Падрайк сливается с ней в страстном поцелуе, в это время руки Мейрид тянутся за пистолетами. Она берет по пистолету в каждую руку, медленно подымает их и подводит стволы к голове Падрайка. Падрайк ни о чем не подозревает. Донни с ужасом смотрит на них. Поцелуй завершается. Падрайк. Как там дальше, Мейрид? (Поет.) «The moon shone down O’Connell Street…» Мейрид. В моем коте никогда не было ничего негигиеничного. Падрайк. (пауза) Нет, там что-то было про гибель храброго солдата, по-моему. Мейрид. Точно. Выстреливает в голову Падрайка из двух стволов. Падрайк обрушивается спиной на стол, умирает с Томасом в руках и широко открытым ртом. Мейрид смотрит на револьверы, через некоторое время продолжает песню. (поет) «I stood alone where brave men perished. Those men have gone, their God to meet» . Она вставляет стволы револьверов Падрайку в рот, оставляет их там и медленно, с необыкновенной нежностью забирает своего кота у Дейви. И этого тоже, козлы, распилите. Донни. Слушай, нехорошо, наверное, просить меня распилить собственного сына! Дейви. Эй, я не собираюсь тут один все делать! Я предупреждаю. Мейрид. Один из вас разрежет Падрайка, другой разрежет того мудака с крестом в глотке. Мои приказы не обсуждаются и не отменяются. С вами, сукины дети, лейтенант говорит. Дейви. (Донни) Это справедливо. Так и решим. Донни. Согласен. Мейрид берет в руки рюкзак и ружье. Дейви. Уйдешь в ИНЛА, Мейрид? Донни. (перед тем, как начать резать труп Кристи) Конечно! Ведь в ИНЛА больше никого не осталось! Мейрид. Нет, Дэвид. Я хочу остаться здесь. По крайней мере, на некоторое время. Я думала, что убивать людей – это забавно. А, оказалось, что это скучно. Дейви. Да, это быстро наскучивает. Мейрид. Угу. Донни. Угу. Переходи на коров. Мейрид бросает злобный, мрачный взгляд в сторону Донни. Донни. (испуганно) Это я просто так нервно переживаю смерть моего сына, Мейрид. Мейрид. (пауза) Мы с Сэром Роджером пошли домой. Давайте, режьте поскорей. Дейви. Ага. Донни. Ага. Видно, что Донни и Дейви не торопяться приступить к работе. Мейрид. (гневно) Давайте, я сказала! Это приказ! Донни и Дейви всячески выражают недовольство, но тут же становятся на колени и продолжают работу. Мейрид. И готовьтесь. Завтра я проведу расследование, чтобы подтвердить мои самые скверные предположения. Надо выяснить, как Сэр Роджер оказался в этом доме, а также кто и зачем его перекрасил. Донни и Дейви вздрагивают, их головы уходят в плечи, они начинают резать тела еще усердней. Мейрид. (поет) «My only son was shot in Dublin, fighting for his country bold. He fought for Ireland and Ireland only. The harp and shamrock, green, white and gold» Мейрид уходит. Как только Донни и Дейви убеждаются, что она ушла, они прекращают работать. Стоя на коленях, они хватаются за головы и начинают стенать. Дейви. Когда же закончится этот ад? Будет ли когда-нибудь конец? Донни. По-моему, нет. Небольшая пауза. Скребясь, черный кот вылезает из дырки в стене слева, садится на пол или вскарабкивается на полку, и там прохаживается. Донни и Дейви смотрят друг на друга, затем медленно всматриваются в кота. Дейви. Это что еще за кот, черт его возьми? Донни встает и подходит к нему, рассматривая детально. Донни. (слабея) Малыш Томас, сукин сын! Это же сам Малыш Томас, ебать его в рот! Дейви. Нет! Донни. Да! Дейви. Как это? Донни. Все эти два дня эта сволочь где-то шлялась по бабам! Дейви. Юбку искал, котяра сраный! Донни. Тварь какая! Дейви встает и смотрит на кота в руках Падрайка. Дейви. А тогда это что за кот? Донни. Какой-то приблудный получается, похожий на Малыша Томаса. Дейви. Ну что же выходит, весь этот террор абсолютно на пустом месте? Донни. Выходит, что так! Дейви. Все потому, что этот сукин сын где-то шлялся два дня! Четыре трупа, две дохлых кошки... мои волосы! Я ничего не пропустил? Донни. Твоя сестра убита горем. Дейви. Моя сестра убита горем. Донни. Израсходован весь гуталин. Дейви. Эту сволочь надо пристрелить! Донни. Думаешь? Дейви. (пауза, задумывается) А ты? Дейви медленно поворачивает голову назад, смотрит на пистолеты во рту Падрайка. Показывает на них большим пальцем. Они смотрят друг на друга, затем встают и берут в руки по пистолету. Донни берет кота с полки или оттуда, где он находится в данный момент, и несет его на стол к трупу Падрайка. Взводят курки и медленно наставляют пистолеты на кота. Донни. Но Дейви...? Дейви. Что? Опускают пистолеты. Донни. По-моему, в этом доме было достаточно смертей. Дейви. (пауза) Нет. Донни. Еще одна смерть не повредит! Они снова наставляют стволы на кота. Видно, что их руки дрожат. Донни. На счет три. Дейви. Давай. Вместе. (пауза) Раз... (Пауза.) Два... (Пауза.) Три! Длинная пауза, руки дрожат, зубы скрипят, дыхание сперто. Никто из них не в силах нажать на курок. Донни. (скрипя зубами) Может, мы оставим бедняку в покое, а, Дейви? Дейви. (скрипя зубами) Давай, Донни. Донни. Давай! Дейви. Давай! Они с облегчением выдыхают. Сердца колотятся. Кладут пистолеты на стол, гладят и ласкают кота, стараясь восстановить дыхание. Дейви. Ну что ты, Малыш Томас... Ну.... Маленький... Донни отсыпает Малышу Томасу немного «Вискас». Донни. Ну, ну, малышка, давай. Ты уже дома, маленький. Ты дома. Дейви. Все хорошо, малыш. Донни. Все хорошо, черт тебя побери. Свет медленно гаснет, если кот начинает есть «Вискас». Донни. Я же тебе говорил, Дейви, он обожает «Вискас»! [Если кот не притрагивается к «Вискас», то финальная фраза должна быть такой: Дейви. Я же тебе говорил, Донни, что он ненавидит «Вискас»!] Затемнение.
Черкашин: мое мнение таково. это классная пьеса. классная со всех точек зрения. но самое замечательное, что обнаружил драматург в нашей жизни,- смерть людей не есть событие. вообще НЕ событие. событие - исчезновение любимого кота. рыбки. марки. значка. шнурка и т.д. да и кот-то не пропал. а трупов?...
Alex: Черкашин пишет: да и кот-то не пропал. а трупов?... Дело не в коте. И даже не в людях. Дело в том, что террор со временем становится простым, как чашка кофе. Понимаете? Он уже не вызывает эмоций, он не страшен, - он обычен, его уже можно не замечать. В голове полная каша, имитация жизни... ИРА форева...
Alex: Блин...блин!!! Супер... На одном дыхании прочитала. Театр абсурда!! Этот ирландский дядька просто.... Целомудрие, одетое в кровавые тряпки..... Третью часть читаю!
Alex: Мда... Это что то... Полный сатисфекшен от игры разума писателя. Игорь, где можно прочитать о драматурге? Мне всегда нравились ирландские мансы, начиная с Брайана О'Нила. Эти рыжие бестии умеют управляться со словом.
Alex: Краткое содержание ( для тех, кто сомневается, стоит портить глаза или нет. ) В чем фишка? В том, что Донни надо было оторвать ноги по самые уши, до тех пор, пока он не родил Падрайка. Сын получился не просто придурком, а романтично-фанатичным идиотом, в голове которого мозгов на три копейки. Он страстно, если не сказать больше, влюблен в своего кота, которого доверил отцу. А сам пошел бороться против наркотиков и за свободу Ирландии. Как на грех, кота переехало неизвестно чем, и он очень, очень сильно умер. Папа и еще один перц Дейви трясутся от страха перед гневом Освободителя. Папа даже забыл, что он ему таки отец и реально боится умереть. Скорбная весть достигает ушей Падрайка и тот несется к своему коту. Надеясь, что тот все таки жив, ибо папа лепечет что то невразумительное о кошачьем недомогании. Застает отца и Дейви с глубокого бодуна, застает неизвестного кота, вымазанного гуталином, расстреливает всю обойму в кота и приговаривает папу и его друга к смерти. А как же иначе? Тут начинается полный абсурд. Отколовшаяся группировка, невразумительная девица, стреляющая в глаз коровам с 60 ярдов, перестрелки и море трупов. Автору респект. Это насмешка над ИРА и над фанатизмом. Потому что не важно, черная у тебя борода или рыжая - фанатизм вышибает мозги - и в прямом и переносном смысле... А кот, заваривший всю эту кровавую кашу оказался жив. Просто ходил где то сам по себе. И труп был вовсе не его, а какого то левого кошака. Честно?? Меня даже ненормативная лексика не напрягла, хотя я подозреваю, что это проделки переводчика.
Alex: krylo пишет: Извините, но я всегда с мелочевкой: Padraig читается Патрик. Почему всегда??? Первый раз. Патрик, конечно же... Но все таки если произнести по английски - ближе тот вариант. Попробуйте. Это только во французском ai.... Я тоже с мелочевкой.
Черкашин: Alex пишет: хотя я подозреваю, что это проделки переводчика. нет. с переводом все нормально. в оригинале мата еще больше. МакДонах супер популярен с недавнего времени во всем мире. У меня есть еще несколько его пьес. Могу выслать желающим. Но идея была такой: обсудить прочитанное.
Черкашин: так! хорошо. с этой пьесой все ясно. больше никто ее обсуждать не торопится. а как вам это? Наталия Ворожбит "ВЕДЬМЫ"
Chandra: Черкашин пишет: с этой пьесой все ясно. больше никто ее обсуждать не торопится. Игорь, обсуждать наверное будем ещё, просто не у всех есть время прочесть. А у меня страшный комплекс перед всем, что касается убийства животных. У меня визуальное восприятие очень сильное,ю я потом перед глазами полгода картинку держу и болею, поэтому я таких тем избегаю
Черкашин: мне, как хирургу, приходится заниматься всякими "опухолями"... и не только радовать зрителя... правда, сегодня все сложнее достучаться, шкура - танковая броня... вы, редкий, удивительно чувствующий человек. и, поэтому,... и не читайте.
Черкашин: Наталья Ворожбит ДЕМОНЫ Украинская народная драма “Жизь, бля, такая, бля…” Нинец Славик – свой среди чужих Нинка-Нина-Нинуля-Нинец – королева самогона Иван Шпак – и смех и грех Кожуха – свинячий палач Лида – продажная женщина Сергей Сергеевич – народный врач Видьмы – три как одна Поштарка с вестью Сын Коля его жена и дочка Селюки Часть 1 ЛЮБОВЬ Магазин Сельпо. За окном – поздняя осень. Монотонный дождь по стеклу. Толстая продавщица лениво растеклась по прилавку. На ней толстая кофта из скатавшейся ангорки. Шапка из ангорки. Из под прилавка видны ноги в сапогах. Сапоги в резиновых галошах. На полу – вода. На лице - пустота. Славик – худенький мужчина лет тридцати с бородкой, в очках и грязной ветр
Черкашин: Нина около открытого шифанера, что-то перекладывает, что-то откладывает. Заходит Славик. Бодрячок. СЛАВИК. Я за дровами ездил. Вон, целую машину привез… Ты со мной не разговариваешь? НИНЕЦ. Спасибо. СЛАВИК. Что ты делаешь? НИНЕЦ. Штаны твои, рубашка твоя. Носки… Все тут. Все… СЛАВИК. Ты что устраиваешь демонстрацию? НИНЕЦ. Я уже все, ничего не устраиваю!.. Иди, Славик… Иди к своей Лоре. Может, будешь с ней счастливее, чем со мной… Я тебе этого желаю… Она детей тебе родит, не то что я… Я ж все понимаю, - жизь, бля, такая… бля… А у меня все будет хорошо, можешь не сомневаться… СЛАВИК (растроганно). Нинуля, мы к тебе в гости приезжать будем, мы помогать тебе будем… Я вон… дров привез… Еще привезу… НИНЕЦ (сквозь сдавленные рыдания). Этого мне не нужно! Я вам не бабушка, вы мне не онуки. Я видеть вас не хочу… Назад не приму, так и знай. Не потому что не прощу, просто не надо назад… Я же в город поеду, к сыну. Он меня давно зовет к себе. Буду внуков нянчить, Андрюшу и Юлю… Я же бабушка… Найду себе пенсионера с хорошей пенсией… СЛАВИК. Замолчи! НИНЕЦ. За меня не надо беспокоиться. Вот, штаны тут, рубашка… Куртка… в машине? СЛАВИК. В машине… НИНЕЦ. Ну и хорошо, что в машине… Возьми еще зимнюю, пригодиться… СЛАВИК. Не надо мне ничего. В чем пришел, в том и уйду… НИНЕЦ. Не надо, Славик, не обижай меня… Мне эти вещи уже не понадобятся… Я теперь в сожители богатого мужчину возьму, с приданым. Пытается засмеяться. Не весело это получается. На Нине светлая косынка, из под нее ползут на шею и лоб отросшие черные кудри. Они ложатся мягкими прядями, делая это постаревшее лицо и шею трогательными и беззащитными… Фигурка не то старушки, не то девочки, не то побитой собаки… Славик смотрит с болью на эту чудасию, и ничего не понимает во всей этой проклятой жизни. Славик выскакивает из хаты, громко хлопнув дверью, Нина замирает с рубашкой в руках, Славик так же стремительно возвращается. Вырывает из рук рубашку, а так же сложенную для него кучку белья и запихивает все обратно в шкаф. НИНЕЦ (не спросила, а прошелестела). Что ты, Славик… СЛАВИК. Не могу… Молчи… Я не брошу тебя! Не брошу и… Не трогай меня! С ожесточением запихивает вещи. Нинец смотрит, слезы градом текут по ее щекам, Нинец смотрит и смотрит… НИНЕЦ. Дай пять, Славик!.. СЛАВИК (непонимающе). Шо? НИНЕЦ. Дай пять! Он удивленно протягивает ей руку. Она ее крепко, но совсем не по-мужски, сжимает… НИНЕЦ. Ты… настоящий друг… Втягивает голову в плечи и сдавленно рыдает. *** Нина и Славик сидят за пустым столом. Нина тихо рассказывает. Это я еще совсем маленькая была. А помню, вроде это вчера было… Cижу я в люльке в старой хате, а мой батько сидят за столом и считают облигации. Были после войны такие облигации вместо денег – большие листы, как в книжке… Я в люльке раскачиваюсь, а он за столом считает… Вдруг, скрип, дверь открывается и в хату заходит такая огромная женщина… Видит облигации, батько спрятать не успели… И тут она здоровается… мужским таким голосом… Не женским… И отчего-то мне стало так страшно! Батько вежливо спрашивают, шо вам нужно, женщина, кто вы такая… А она говорит, что они погорельцы с другого села… Что вся их хата сгорела и они теперь ходят по людям и побираются… А сама все смотрит везде, разглядывает… И расспрашивает, как мы живем, сколько зарабатываем, как в нашем колхозе платят, и вообще про колхоз много спрашивала, довольны ли мы… А мне все страшнее и страшнее было от ее голоса, от огромного ее роста… Батько дали ей сала, хлеба, яиц, молока… и она ушла… А потом за селом нашли много выброшенных продуктов, там и наше сало, и хлеб были… А еще нашли парашют и мужскую одежду… Так что, то не женщина была, то был мужчина, - канадский шпион… Его специально к нам забросили… И он специально расспрашивал, как люди в Советском союзе после войны живут… Про это даже в газете писали… Так что это правда… Немного помолчали СЛАВИК (вздыхая). Я остаюсь, Нина… Только пить мы больше не будем… НИНЕЦ. Ни капли в рот, Славко. Сидят напротив, друг на друга не смотрят… За окном ночь, начало весны, капает с крыш… *** Славик лежит на диване с высокой спинкой и зеркальцем посредине. Это парадный диван. Но Славик лежит на нем, даже не сняв тапочек. Он смотрит телевизор, потом читает газету «Сельские вести», потом снова смотрит телевизор. На стуле стоит чашка с кислым молоком и пирог с капустой. На подоконнике расставлена Славика библиотека. Дарья Маринина, Олег Поляков, Синди Шелдон и еще несколько книжек знаменитых писателей… Нинец чем-то гремит во дворе, гремит на чердаке, гремит на веранде, гремит в сенях, гремит на кухне… СЛАВИК (как от зубной боли). Нинуля, что ж ты так гремишь? НИНЕЦ (после паузы). Та то я, Славик, кабану на вечер готовлю… Ведро с буряком подняла, а тут в ноге как стрельнуло… Не иначе как на погоду… Я аж ведро упустила… А на кухне шкафчик хотела прибить, потому что упал на прошлой неделе… Так я гвозди доставала с горища, а там смотрю мыши, так я полезла в сени за мышеловками, пока ее настроила, та обратно полезла, а тут чую, в дворе Масква плачет, запуталась вокруг столба… Славик делает громче телевизор. Нинец становится в дверях, и продолжает (радуясь, что на нее обратили внимание) свой подробный рассказ, громко перекрикивая телевизор. НИНЕЦ (рассказывает очень выразительно, как важную информацию) А если бы задушилася? Так я ее давай раскручивать, наклонилась, а в ноге опять как стрельнет, как судорога, - точно погода перемениться… Так пошла я за плоскогубцами, шукаю тот ящик, а ты его видно переложил с веранды в сарай, я пошла в сарай, смотрю под лавкой, а там мешок стоит с борошном и в нем дырка, мыши прогрызли, я тогда полезла в хату на горище, взяла одну мышеловку, а потом думаю, лучше я мышеловки тут оставлю, а в сарае кота на ночь запру… Славик неожиданно встает, смотрит на нее в упор странно. Нинец испуганно замолкает. СЛАВИК. Принеси самогонки. НИНЕЦ. Так нету у нас, ты же сам вылил… Быстро выходит из хаты. Славик выключает телевизор. Достает с «полки» роман «Карнавал страсти». Листает, закрывает, ставит на место. Достает другой роман «Алмазы в крови», но что-то не читается. Встает и начинает целенаправленный поиск. Находит. В коробке из под печенья, коробка в валенке, валенок в шифанере… Почти целый литр. Берет стакан, поспешно наливает, поспешно выпивает. И словно какая-то судорога пробегает по всему его телу. Он рычит как зверь, наливает еще полный стакан, на этот раз пьет медленно… Его маленькие глазки перестают казаться маленькими. Теперь он похож на Гришку Распутина – говорит Славику его отражение в зеркале. Не отрывая глаз от собственного отражения, Славик снова наливает и пьет. Пьет. Пьет. Звенит разбитое зеркало. Вбегает Нинец, испуганно что-то кричит, но Славик ее не слышит, он улыбается и начинает ее бить, вкладывая всю свою выношенную ненависть в каждый удар. Она кричит от боли… Она уже просто лежит на полу в луже крови… А он ее бьет. Бьет. Бьет. Когда ее тело перестает доставлять ему наслаждение, он начинает ломать мебель… Стараясь не пропустить ни одного стула, ни одной вазы, ни одного стола. Когда он поднимает глаза на старую икону в углу, вместо лица девы Марии, он видит скорбное лицо видьмы, глядящее на него с укоризной - Ах, ты ж тварь! – орет Славик и кидает в видьму телевизор, но она продолжает скорбеть в оконном стекле, потом в серванте, а затем, когда вроде и скорбеть уже негде, она скорбит откуда-то с потолка, куда ему уже не достать ни ногой, ни кочергой… О-ох! – стонет Славик и падает, падает, падает… Часть 3 НАСЛЕДСТВО *** Колокольный звон. Громкий, близкий и мучительный. Славик открывает глаза и видит перед собой ряд крестов. Он лежит в траве, взгляд его тусклый, безразличный. Он приподымается в строну звона. К турнику привязаны два баллона для газосварки со срезанным дном. Два мужика, что есть сил, лупят по этим баллонам. Это и есть тот колокольный звон, печальный и красивый, приветствующий чью-то смерть… Возле одной могилки - люди. Славик нехотя подходит туда. Людей немного. Никто не плачет. Могильщик аккуратно закапывает могилку… Все стоят с низко опущенными головами, скорбно шепчутся, вздыхают. Только Нинец сидит поодаль на лавочке, потому что левая нога у нее в гипсе, и стоять ей трудно. Она изо всех сил жестами и своими черно-зелеными подбитыми глазами подзывает к себе Лидку. Аж подпрыгивает от нетерпения на лавочке ЛИДА (подходит). Та иду! Не кричи! Лида достает откуда-то из себя четвертушку и стаканчик, Нина достает огурец. Встречается с глазами Славика, жестом приглашает к ним присоединиться. Славик, тоже жестом, показывает, что, мол, нет, он не хочет пить. Лида и Нинец, слегка тайком, поминают покойного. ЛИДА. Такой молодой! Страшно подумать! И не пил совсем! НИНЕЦ (с вызовом). А при чем тут «пил»?! ЛИДА. Та не, я так просто… Думаю, шо такой же совсем молодой… НИНЕЦ. На три года меня меньше. Знаешь, шо он мне сказал перед смертью… ЛИДА. Шо? НИНЕЦ. Я ж пошла позвонить от него, смотрю, а он лежит весь бледный, говорит, помру скоро… ЛИДА. И мне говорил… НИНЕЦ. Я говорю, не мели языком хто зна шо, ты ж здоровый как бык! А он смеется, ну ты ж знаешь Ивана, он все смеется, и говорит: знаешь, Нинка, у меня на тебя стоял. Я говорю, кто стоял, я не поняла сразу… А он смеется, ты шо говорит, дурная, хуй у меня на тебя как на женщину… ЛИДА (смеется). Брешет он! У него сроду ни на кого не вставал… НИНЕЦ. Он говорит, что на меня стоял. Я тогда приехала с Мишкой, говорит, красивая, говорит… ЛИДКА. Брешет! Нинец неожиданно плачет… ЛИДА (испуганно). Может и не брешет! Подходит Славик. СЛАВИК (заботливо). Ну что, Нинуля, я погукаю Вовку, чтоб он тебя на бобике отвез? НИНЕЦ (не глядя на него). Погукай, погукай… ЛИДА (шипит ему вслед). Ах, ты ж анциболот! Скотобаза! Шоб тебя разорвало, кровоглота! Нинец плачет и пьет. Плачет и пьет. Подходит женщина с велосипедом. Она почтальон. ПОШТАРКА (зітхає). Жалко чоловіка, не вредна була людина… Не пив зовсім, хазяйнував… Не хворів ніколи, а од чогось помер… НІНА. Ото ж! Останній мій сусід… ПОШТАРКА. Таке, мов пороблено вашому куткові… НІНА. Таке воно й є. ПОШТАРКА. Олена з контори просила, щоб ти зайшла завтра, в неї до тебе якась дуже важлива справа… НІНА. Може, нарешті Мишкову пенсію оформили? ПОШТАРКА. Хто зна! НІНА. Добре, зайду… ПОШТАРКА (вже збирається йти, але зупиняеться). Кажуть люди, ніби якраз перед Івановою смертю, бачили як Косописді на місяць скиглили… Брешуть, мабудь… (хреститься) Тож зайди в контору, може, дійсно, яка копійка… *** Нинин двор. Цветут вишни, цветут абрикосы, первая сирень расцветает и тюльпаны тоже. Кожуха играет на гармошке веселую музыку. Лида и Славик танцуют. Нинец подпрыгивает на лавочке, нога все еще в гипсе. Гоп—гоп-гоп-гоп! Весело-весело! Нина нарядная, Нина веселая, трошки пьяная! Гоп-гоп-гоп-гоп! ЛИДА. Когда перебираться будете! НИНА. А только через пол года можно, по закону!.. Гоп-гоп-гоп-гоп! ЛИДА. А грядка? НИНА. А Иван успел посадить. А мы полоть будем! ЛИДА. А козы? НИНА. Половину – продам! Половину – заберу! КОЖУХА. Говорят, покойный коз ебал! ЛИДА. У него не стоял! Гоп-гоп-гоп-гоп! СЛАВИК. А хата у него – ого-го! НИНА. Сказка, а не хата! И двор большой! И сад – старый! КОЖУХА. И сарай новый! СЛАВИК. И сарай новый! ЛИДА. Ох, блядь, повезло-о! СЛАВИК. Повезло! Гоп-гоп-гоп-гоп! КОЖУХА. А налейте музыканту, друзья мои! *** Нинина хата. «Зала». В выбитых окнах – тряпки, вместо кроватей – на полу матрацы, уцелел только диван, да и то, зеркала на нем больше нету. Из спальни доносится мощный храп. В зале на матраце полулежат Славик и Нина. В окно светит месяц, поэтому светло. Славик и Нина потихоньку чокаются. Потихоньку пьют. Мерцает зажженная сигаретка, которую они передают друг другу. СЛАВИК. А шо, Нинуля, теперь заживем как люди… НИНА. Та пора уже… НИНА. Косопиздые удавятся от зависти! СЛАВИК. Та они уже удавились! Возбужденно хихикают. НИНА. Продадим коз и телевизор тебе купим! И вместе смотреть будем… Ты что любишь смотреть? СЛАВИК. «Как стать миллионером»! Я на все вопросы отвечаю! НИНА. И я буду смотреть… СЛАВИК. Я хотел тебе что-то серьезное сказать. НИНА (пугается). О, боже! СЛАВИК. Мне кабинет нужен. НИНА (пугается еще больше). О боже! Чтобы от меня прятаться? СЛАВИК. Чтобы работать. НИНА. Как это так работать?! В кабинете работать? (делает над собой самое большое усилие в жизни и соглашается с тем, что никогда не уложится в ее голове) Ну что ж… Конечно… Можно и кабинет… СЛАВИК. Ох, Нинуля! Ты такая женщина! Лучше не бывает! Я такую как ты, может, всю жизнь искал! Ты не сердишься на меня… за то… за все? НИНА (убежденно). Ты не виноват! Это нам наврочили, Славик! И хату сглазили! На новом месте все будет по-другому! Не сержусь я… СЛАВИК. Нинуль, ты того… НИНА. Шо, Славик? СЛАВИК. У тебя ж еще… дела-то еще есть? НИНА. Какие дела? СЛАВИК. Ну… Женские… Может, размножимся? А? Чем ты хуже Вальки? Ей вон под полтинник, а она снова с животом? НИНА. Та ты здурел! У нее здоровье, як у коняки! СЛАВИК. А мы тебя подлечим!.. Наполняет стаканы… Они тихо выпивают. Славик тянется к Нине… Храп в спальне неожиданно прекращается… Сначала слышно чье-то недовольные бурчание, потом стон, хрип и яростный скрип кровати. СЛАВИК. Пойдем в нашу новую хату! Мне еще посмотреть хочется! НИНА. Пойдем… ой, только у меня нога… Совсем не чувствую… СЛАВИК (напевает украинскую песню на свой манер). А я ж тебя, милая, аж до хатиноньки, сам на руках отнесу!.. Она берет бутылку, он берет ее, завернутую в белую простыню и, пошатываясь, бредет из хаты, через дорогу прямо в рай. *** То ли сон, то ли пьяный бред… Ночь. Дорога. Через дорогу идет белое привидение с двумя головами. Одна у другой спрашивает. - А почему он оставил на тебя завещание? - Потому что он любил меня с детства… - А ты? - А я русских любила… Тоже с детства. Для меня ваше чтоканье, словно песня, словно бальзам на душу… Было поеду в детстве к тетке Марфе на хутор, а у нее пятеро детей, моих двоюродных сестер и братьев… Дикие они такие были, прятались, когда меня видели. Я же из большого села, а они с хутора, с провинции… Надену я, значит, теткину сорочку, очипок на голову поцеплю, подложу вместо груди тряпок, и пойду на двир к другим детям… И там начинаю чтокать, мов я русская. А они думают, шо так и есть, - дикие были… Спрашивают о чем-то, а я говорю. ЧТО? Я не понимаю, ЧТО вы говорите… У нас так не говорят… И грудь вперед… Очень вырасти я хотела, чтобы в школу не ходить, а на ферме работать… А теперь все время детство вспоминаю… *** Славик сидит у собачей будки с бокалом самогона. Кутается в байковое одеяло. Ну, что, землячка, тоже не спишь? Можно с тобой, как с трезвым поговорить? Объясни мне, что я тут делаю. Почему земля такая длинная, а я здесь, на этом километре кручусь? Завтра же уйду. Не веришь? Бля буду, уйду. Это же так просто! Встал и пошел. Встал и пошел. И через сутки уже все другое. А ты за нее не переживай. Поплачет и другого прикормит. Она же меня за человека не считает. Будет жить в новой хате как королева, будут нам все завидовать. Телевизор купим. Детей заведем. А что? Все может быть. В темноте возникает Нинец в белой простыне. Сонно лепечет. Зайчик, Славик… Я окрыла очи, а мени нема до кого притулитися… Йди до мене, сонечко… СЛАВИК (с готовностью). Иду, Нинуля. Пинает собаку, спешит к жене. Масква лижет ушибленный бок, тихо скулит. Часть 4 «ЖИЗЬ, БЛЯ» ПРОДОЛЖАЕТСЯ… Сельпо. Лето в самом разгаре. За окном пестреют платки, торговые палатки, - в селе базарный день. С Миргорода и Гадяча понаехало торгашей и весь народ с деньгами и без денег собирается в базарный день на площади перед сельпо и конторой, чтобы скупиться да языки почесать. В сельпо по-прежнему пусто. Только Лида наряднее, чем обычно. Из-за прилавка торчит голова Нины. Она злобно вращает черно-зелеными глазищами и глубоко затягивается «Ватрой». Над ней нерешительно с ножницами в руках стоит Лида. НИНЕЦ. Шо ты как девочка! Стриги давай! ЛИДА. Так отросло у тебя красиво… Тебе не жалко? НИНЕЦ. Жалко в штанах у моего Славика! Стриги, ебаный бабай, или я сама себя постригу! Мешают они мне, понимаешь? На двух грядках спину горбатить, волосы так и лезут в морду… А коз этих пока подоишь, скорчишься, как шкрякля, у меня уже горб на спине вырос, блядь, шоб они повыздыхали, а тут еще эти приливы! ЛИДА. Ну и мать тебя еб! Решительно отстригает прядь! НИНЕЦ. Короче! ЛИДА. На, блядь, тебе короче! Отхватывает ну очень много! Нина сидит без зеркала, но все же чувствует холодок на затылке. Небольшая пауза. НИНЕЦ. Это падло дома не ночует, утром приходит и весь день спит. А я одна въябываю! А то и дня по три дома не появляется! ЛИДА. В Сары ездит? НИНЕЦ. Та какие там Сары! На хутор в Олефировку ездит, там малолетки за бутылку шо хошь сделают… ЛИДА. Не выдумывай! НИНЕЦ. На днях на речку «с мужиками» поехал. Дала я ему кулек с полотенцем, а он пьяный идиот, привез домой кулек с грязным лифчиком. Перепутал, блядь… ЛИДА (смотрит в окно, взрывается). Нет, блядь, этот рынок мне всю торговлю перебил, всех клиентов переманил! Шоб вас всех разорвало! Шоб ваши гроши у вас в печонках застряли! Пол села должников! «Нема грошей, нема грошей»! А на базар гроши есть! Одна сплошная конкуренция! С ожесточением продолжает стричь. НИНЕЦ (удивленно). Ты шо, телевизор смотришь? ЛИДА. А як же! И газеты читаю! НИНЕЦ (злобно). О, люди живут! Правильно! А ты, Нинка, горбаться! А тебе, Нинка, некогда очи вгору поднять! Пашешь целый день как проклятая, а вечером нет сил даже почитать! Телевизор бы посмотрела, так это падло разбило его! Гад! Ты заработал хоть копейку, шоб разбивать! Скотина! Та на тебе трусов своих нету! Да ты мне всю кровь выпил, бомж проклятый, да где ж ты взялся на мою голову! Да шоб ты всю жизнь… Волосы летят в разные стороны, красная Нинка и багровая Лидка бесконтрольно делают свое дело. Лидка - стрижет, Нинка – клянет. В самый разгар процесса Лида замечает в окно Вальку, которая поважно идет в сельпо. ЛИДА. Косопиздая! НИНА. Ну, все, теперь и волосы расти перестанут… Заходит Валька. На ней скромный голубой платок, повязанный на лоб, из под платка торчат седые пряди. Скромное ситцевое платье, в котором она гордо демонстрирует свою шестую беременность. ВИДЬМА. Здра-астуйте, девчата! НИНА. И ты будь здорова! ВИДЬМА. Ой, как хорошо ты стрижешь, Лида! Так тебе красиво, Нина! И правильно, щас по такой жаре лучше и не придумаешь! Я так мучаюсь со своими патлами! Так мучаюсь! Оце в церкву с утра съездила, сегодня ж праздник великий, а скоро Маковея… Потом на базар скупиться детям гостинцы, а потом думаю, зайду лампочек куплю… Есть у тебя, Лида, лампочки… ЛИДА. Нету. Все разобрали… в прошлом году. ВИДЬМА. Ну, я тогда пойду на базаре еще поспрашиваю… Чуешь, Нина, я с тобой побалакать хотела, можно я зайду? НИНА. Заходи! Пляшку не забудь! Видьма неожиданно улыбается, полностью обнажая кривые маленькие зубы и большие десны. ВИДЬМА. Я ж только кагор пью… НИНА. Так я тоже! Валька уходит. Лида, сдувает волосы, подносит Нине зеркало. НИНЕЦ (долго смотрит, спокойно спрашивает). Откуда у тебя, Лидка, руки растут? ЛИДА (противным голосом). Ты прямо каждый раз и спрашиваешь… Из жопы, откуда же еще! *** Славик и Кожуха сидят в гостях у Сергея Сергеевича, пьют чай. Славик, розовый от удовольствия, читает вслух из тетрадки. СЛАВИК. «После мощного ослепляющего удара в грудь он медленно сполз по стене и мгновенно потерял сознание. Очнулся от нежного поглаживания по густым волосам. Винсент решил не открывать глаз, потому что боялся вместо Марлен увидеть кого-то другого. Поглаживания становились все более страстными, и начинали переходить за рамки приличий. Опытные руки расстегивали камзол, и он почувствовал острые коготки на своей груди. Винсент открыл глаза…» Славик обвел взглядом слушателей. Кожуха сидит с открытым ртом. Сергей Сергеевич внимательно смотрит на Славика. КОЖУХА. А дальше? СЛАВИК (хитро и скромно). Это я еще не дописал. А вот еще. «В саду было темно. Агнесс дрожала от непонятного ей возбуждения. Граф нежно сжимал ее руку и был твердо намерен поцеловать свою невесту. Он наклонился к самому ее уху и прошептал дрожащим голосом «Агнесс, я так долго ехал»… В этот момент открылась дверь и вошла кузина. Она была в костюме для верховой езды, ботфорты соблазнительно обтягивали ее икры. В руке был хлыст. Кузина обвела взглядом комнату. В голосе просквозила сталь. «Вас ждут к обеду, господа». Славик снова загадочно замолчал. КОЖУХА. Що, и это не дописал? СЛАВИК (с торжеством) А это не мое! КОЖУХА (тупо) Как не твое? А чье? СЛАВИК. А так. Одного французского писателя. А что? Есть разница? КОЖУХА. Ну, ты даешь! СЛАВИК. Сер Сергеич, есть разница между моим и этим? СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (честно) Нет разницы. СЛАВИК (с триумфом). О! Понимаете? А его печатают! Почему, как вы думаете? КОЖУХА. Повезло. СЛАВИК. Ото ж. Разве ж я недостоин быть напечатанным? КОЖУХА. Так у меня ж племянница в Полтаве заведует книжным магазином. А шо? Я ее спрошу. Пусть спросит. Я на той неделе ей кабана повезу, а шо? Поехали со мной. СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Поедь в Киев. Найди издательство, где напечатали твоего француза. Отнеси им свой роман и жди. Может, получится. КОЖУХА (с одобрением). От профессор, все знает! Глаза у Славика загораются и тут же тухнут. СЛАВИК. Чума моя не пустит. КОЖУХА. Сбреши шо-нибудь. СЛАВИК. Бесполезно. Я ей брешу, а она видит, что я думаю. КОЖУХА. Слышь, профессор, спроси у своей серегаты, шо робить чоловику с проклятою бабой? СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (с безнадежной тоской). Да мне бы со своей разобраться. Повисает горькая пауза. КОЖУХА. Ладно, Славик, пойдем в Олефировку! А то девочки всю брагу выпьют! СЛАВИК (с сердцем). Когда эти девочки уже напьются… Встают, собираются в Олефировку, как на работу. *** Вечереет. Во дворе под яблоней сидят Лида и Нина. На столе большое разнообразие. вареная колбаса, магазинный сыр, селедка, сигареты с фильтром и даже пиво. Нина в пестрой панамке на голове, провозглашает тост. - За женскую дружбу! Целуются, пьют, запивают пивом, снова целуются. Во двор как вор заходит Славик. Радуется картинке. СЛАВИК. Ой, девчата! Как у вас хорошо! НИНА (доброжелательно). О, мой случайный сожитель пришел! Четыре дня не было, на пятый явился, не запылился! Сифилис принес или мандавошек? СЛАВИК (миролюбиво). Та, Нинуля, перестань, я с мужиками забухал… С кем не бывает? ЛИДА. Может он голубой? (смеется) Славик тоже смеется. НИНЕЦ. А мы с тобой эти… ЛИДА. Резбиянки. Славик смеется. НИНЕЦ. Точно! Я мальчик, а ты девочка! Я палочка, а ты дырочка! Славик смеется. Нина снимает панамку. Славик перестает смеяться. СЛАВИК (с ужасом). Что ты с собой сделала? НИНЕЦ. Молчи, падло! Моя довбня, что хочу, то и укорочу. СЛАВИК (тихо). Тогда язык себе укороти. НИНЕЦ. Э, не! Я свою песню еще не допела! ЛИДА. О, Нинка, давай споем! Славик! У нас такие песни!!! НИНЕЦ. Не то, что у вас. милый че, милый че, милый хрен через плечо!.. ЛИДА. Ой, давай нашу… НИНА. Про коня? ЛИДА. О, давай про коня! НИНЕЦ. Давай. Только ты первым… ЛИДА (настроившись, запевает). Ой, чій то кінь стоіть… Нинец подтягивает, срывается… НИНЕЦ. Ой, не… Еще раз. ЛИДА (сначала). Ой, чій то кінь стоїть… Нинец подтягивает вторым голосом… Та й біла гривонька! Сподоба… Лида пускает петуха. Срывается… ЛИДА. Ой, давай лучше я вторым… НИНЕЦ. Давай. Нина начинает первым. Сподобалась мені, сподобалась мені… ЛИДА (подключается вторым). Тая дівчинонька… ВМЕСТЕ. Не так та дівчина… Ох.. Як биле личенько… Ох.. Подай же… Нинец забывает слова. ЛИДА (проговаривает). Подай же милая, подай же гарная, на коня рученьку… НИНЕЦ. Та ну его на хуй!.. Давай лучше выпьем! ЛИДА. Давай! Шо то я сегодня не в голосе! НИНЕЦ. Славик, наливай! Славик наливает. НИНА. Кофейку заварить? Будете кофеек с сухой колбаской? СЛАВИК. Ух ты! Кофеек, колбаска, пиво, - шикуешь без меня, Нинуля? НИНА (затянувшись сигаретой, через паузу). Я, Славик, хату продала… Пауза. ЛИДА (на всякий случай отсаживается от Нины). А я завтра маку натолку, коржей напеку, шуликов наделаю… Большой праздник завтра, Маковея! СЛАВИК. Какую хату? НИНЕЦ. Ну, не свою же! Шпакову хату… СЛАВИК (не веря ушам своим). Как продала? Шо ты брешешь?.. Ты только через три месяца сможешь продать?! НИНЕЦ. Ничего, я пока неофициально... И задаток взяла… СЛАВИК. Что?! ЛИДА. Аванс по-вашему! СЛАВИК. Что?! НИНЕЦ. Жизь, такая, бля, Славик… Ничего, я теперь женщина от хозяйства свободная и при деньгах! Триста долларов задатку, а при оформлении остальные триста… Вот думаю, телевизор купить или на курорт поехать? А может прогулять все в баре Сорочинском? А что? Эти прогуляю, а на остальные хату отремонтирую и мебель куплю, когда Косопиздые со мной рассчитаются… СЛАВИК (шепотом). Кто? Кто с тобой рассчитается? Повтори! НИНЕЦ. Тебе после Олефировки уши позакладывало? Славик молча берет Нинца за шкирки, долго трясет. Как ты могла?! Как ты могла?! Как ты могла, дура?! Нинец что-то белькочет, но непонятно… ЛИДА. Перестань! Завтра праздник такой! Грех! Славик ставит ее на место и молча идет в хату. НИНЕЦ (дребезжащим от тряски голосом, с вызовом). Куды? СЛАВИК. За книжками. НИНЕЦ. Когда ты уже начитаешься!.. СЛАВИК (передумав). Нет, книжки тебе оставлю… На память. Разворачивается и идет со двора. НИНЕЦ. Далеко, собрался, фраер? СЛАВИК. Навсегда! НИНЕЦ. Попутного ветра в жопу! (демонстративно затягивает не первым, не вторым, а просто дурным голосом). Кохання, ко-охання! З вечора до-о рання! Як сонечко зійде! Як сонечко зійде! Кохання відійде!.. *** Самое начало сентября. Во дворе у Нины цветут чернобривцы, разбитые яблоки с коричневыми боками лежат в желтеющем спорыше. Фасоль, лук и чеснок сушатся на солнце. Нина выходит из сарая, пинает радостно прыгающую на нее Маскву. «Ах, ты зараза, шоб тебя разорвало!» В руках у нее лопата, пара пустых ведер и мешки. Волосы ее слегка отросли, тело загорело… Она оббивает сухую землю с лопаты о порог. Облокотившись на забор, с той стороны улицы, стоит Славик. С надеждой и страхом смотрит во двор. Нина вздрагивает, поворачивается. Долго смотрят друг на друга. НИНЕЦ. Шо, зима скоро? СЛАВИК. Я зимы не боюсь, я же с севера… Смотрят друг на друга. НИНЕЦ. Раз так - пойдем картошку копать… Славик нарочито спокойно открывает калитку заходит. Сильно отросшая борода, худой, загорелый, потрепанный… НИНЕЦ. Чи може ты голодный? Славик молча сглатывает. Нина оставляет ведра и лопату, идет на веранду. Славик затравленно оглядывается. Со всех сторон доносится ругань Косопиздых соседок. Снизу, справа и теперь еще сверху… Такой себе стереоэффект. Нина выносит закуски и еще, что-то янтарное в стеклянной бутылке… *** Ночь без месяца, без звезд, без электричества. Во дворе за столом под яблоней сидят Славик и Нина. Уже много выпили. Много. У Нины как у кошки горят глаза в темноте. У Славика поблескивают стекла очков. НИНЕЦ. Наливаю? СЛАВИК. Наливай… Вкусную ты водку Нина делаешь, я нигде такую не пил… НИНЕЦ. Такой нет нигде. Пьют. НИНЕЦ. Если кто придет, скажешь, что ходил на заработки. СЛАВИК. Скажу. НИНЕЦ. А куда ты ходил? СЛАВИК. На заработки. НИНЕЦ. Это я спрашиваю. СЛАВИК. Не знаю. Ходил да и все. НИНЕЦ (сверкнув глазами). Смотри, кажись, к нам кто-то с горы спускается. СЛАВИК. Я ничего не вижу. НИНЕЦ. Ты шо, слепой? Вон идут трое, с баяном. И действительно, слышно, как баян играет. Но голосов не слышно. СЛАВИК. А почему они не поют? Баян стихает. Тишина. НИНЕЦ. Свернули. СЛАВИК. И черт с ними. Наливай. Пьют. НИНЕЦ. Если кто придет, скажешь, что ходил на заработки. СЛАВИК. Скажу. НИНЕЦ. Скажешь, что ходил на заработки. СЛАВИК. Скажу. Наливай. Пьют. СЛАВИК. Отчего у тебя глаза горят? НИНЕЦ. От того, что света нет. СЛАВИК. Не-а! От чего-то другого!.. НИНЕЦ. От чего? СЛАВИК. Я понял! Ты видьма! Ты! НИНЕЦ. Я? (хохочет) Я?!! СЛАВИК. Ты! Ты! НИНЕЦ (хохочет). Я видьма? (хохочет совсем уж ненормально) Я? Да, я видьма! Да! Славик падает на колени. СЛАВИК. Отпусти меня! Отпусти меня! Отпусти! Нинец хохочет до умопомрачения! СЛАВИК (кричит). Ты! Отпусти! НИНЕЦ (внезапно прервав хохот). Дулю тебе с маслом! Плохо служишь своей видьме! СЛАВИК (безнадежно). Значит, не отпустишь? Нинец показывает ему большую дулю. Славик падает головой на лавку. Снова играет баян. Во двор заходят Лидка, Кожуха та Иван Шпак. Кожуха играет. А Шпак с Лидкой нехотя подтанцовывают. СЛАВИК. А от чего ж вы не поете? ШПАК. Та голос залежался. НИНЕЦ (недовольно). Шо ж вас черти принесли? Хочет спрятаться под стол. ШПАК. Э, Нина, ты не ховайся! Я к тебе с претензией! НИНЕЦ. Та я не ховаюсь, то у меня чарка закотилася… СЛАВИК (мстительно). Она твою хату Косопиздым продала! Шпак начинает тихо плакать. Потом все громче и громче. На фоне тихой и виртуозной игры Кожухи на баяне. Нинец затыкает уши. СЛАВИК. Она и слушать не хочет! Люди добрые, помогите! Эта видьма меня домой не пускает! Я как на привязи, куда не пойду, все равно к ней возвращаюсь! А у меня призвание для другого! Шо ж я на эту чертовую бабу свои силы, свой талант трачу! Я столько перспектив потерял, я в Полтаву к издателю не поехал! Ради кого?! Ради этой чумы?! Да нах она мне нужна! Я ж не сирота. У меня отец да мать в Бичуре под Улан-Уде. Ждут не дождутся. Библиотека у меня там, кабинет, друзья, женщины! НИНЕЦ (презрительно шепчет с закрытыми ушами). Библиотекарь-ебарь-кабинет-ебинет-муде-улан-уде. СЛАВИК. Ах ты, калдовка! А ты знаешь, какие моя мать борщи варит? Такие борщи, шо вам тут и не снилось! Ваши борщи все равно, что помои по сравнению с нашими! НИНЕЦ (взвившись над столом). А шо ж вы все сюда лезете! Шо ж вы лезете сюда! Понаехали! Наше село не резиновое! Продыхнуть негде от вас, кацапни голожопой! Шпак снова начинает горько хныкать. СЛАВИК. Косопиздые теперь по твоему огороду бегают, по твоей хате бегают, и все лаются, лаются, лаются… ШПАК. Нет. Они на моей могиле танцуют. Кожуха совсем уж разошелся. Его баян издает такие звуки, которых ни в селе, ни даже может во всем мире никто и не слышал. Пальцы с необыкновенной скоростью перебирают клавиши, рождая легкий стремительный вихрь, звонкие и летящие трели, что достают до самого неба и обрываются вдруг на недостижимой высоте. *** Чистое звездное небо. Полная луна. Где-то уже кричат первые петухи. За столом на улице, друг против друга спят Нина и Славик. На столике перевернутые бутылки, грязная посуда… Нина и Славик внезапно просыпаются. Первое, что они видят – друг друга. НИНЕЦ (испуганно). Ты кто? СЛАВИК (испуганно). А ты кто? Долго смотрят. Ничего не понимают. СЛАВИК (вспоминает наконец). Ой, бля!.. (Роняет голову на стол). НИНЕЦ (тупо смотрит на его голову). Я тебя не знаю. Ты кто такой, еби его матерь? Ты кто? Я тебя спрашиваю! Сука! Ты кто такой, где ты взялся на мою голову?! Падло! Кто ты такой! (стучит кулаком по столу) Ты никто! Ясно? Ты никто! А я - я КТО! Иди отсюда! Вон отсюда! Бичура, твою мать! Отпускаю! Славик тупо смотрит на нее. Шо смотришь? Денег на дорогу дать? На! (достает из лифчика зеленые бумажки, швыряет Славику) На! Все, что осталось! И книжки свои забирай, не то все спалю! Все! Езжай в Бичуру к своим кикиморам! Шоб ноги твоей тут больше не было, слышишь?! Я тебя отпускаю!!! Славик, пошатываясь, выходит со двора. *** Позднее утро следующего дня или даже обед. Славик лежит на сеновале. Из сена торчат его ноги в драных носках. Из бороды торчит сено. Рядом стоит ведро воды. Славик дочитывает бестселлер под названием «Возвращение герцога». Закрывает книгу. Откладывает. Переживает прочитанное. Пьет воду. Снизу раздается хриплый голос Нины. Славко! Славко, ты где?! Воды принеси! Славко! Падлюка, вылезай! Свиньи голодные! Картошку надо выбирать! Славко резво встает и затаскивает лестницу на горище. Удовлетворенно ложится на нагретое местечко. НИНЕЦ(глумится). Славко! Где ты, Славко! Это ж я, твоя Лара! Приехала из Сар! Выходи, поцелуемся!.. Гремит ведрами… Славик хмыкает. Вылезает из сена и городит что-то из подручных средств наподобие стола, как раз у открытой двери чердака, которая ведет прямо на задний двор. С крыши сарая, который к тому же стоит на пригорке, - далеко видно. Виден задний двор. Несколько старых куриц ковыряются в навозе, петух по-хозяйски пристраивается к одной из них. Курица борюхается, теряя за честь последние перья. В саже повизгивают дурные поросята. Привязанная к засохшей яблоне коза упрямо долбит рогами мертвое дерево. Дальше видно длинные полоски огородов, женщины в светлых косынках, согнувшись пополам, выбирают картошку. Мужики с лопатами перекуривают. Вон и Нина на своем огороде копает рядок, часто останавливаясь попить воды или курнуть в сливовом саду… Дальше идут покосы. Скошенные стога сена еще светлого зеленого цвета. Миллионы душистых букетов собраны в высокие памятники лету. За покосами - начинается болотистый участок, густо поросший лозами, - деды ловили в нем карасей, а, вернувшись, плели байки про трехметровых удавов… Слева вьется узкая полоска дороги, которая ведет прочь от огородов, сенокосов и хат на зеленые луга, где вдалеке пасется коровье стадо, криво бежит речка Псел… Речка, которую когда-то не могли перейти шведы, потому что она была слишком широкой, а теперь ее переплывают твердолобые сельские дети. За Пслом лес с желтыми пятнами осени, а прямо на горизонте торчит тонкий купол Сорочинской церкви… Гарно, одним словом. Славик достает из заначки чакушку, наливает пятьдесят граммов в стакан. Достает чистую тетраль, берет грязными пальцами ручку. Садиться «за стол». И, немного подумав, большими буквами пишет на чистом листе. Антон Страдальцев РОМАН
Черкашин: напряжно? никаких комментариев?
Chandra: Черкашин пишет: напряжно? никаких комментариев? Игорь, я читаю, мне нравится, но ещё не дочитала, не успеваю. Вот только Лида в тексте периодами Любой называется почему-то. Я люблю пьесы. Выросла можно сказать на сов. драматургии., да и не только. Обожаю пьесы Бернарда Шоу. Но современных авторов не знаю, поэтому особенно интересно.Обратила внимание на разные лихие ремарки,или как это по-русски, вообще сразу как-то бросается в глаза разница с советскими пьесами, такая лапидарная артистичность что-ли. Такие небрежные яркие краски. И вообще интересно.Дочитаю, подождите.
Черкашин: замечательно.
Alex: "Замечательно" - сказал режиссер, и опять исчез..... Посмотрим, посмотрим... - сказал Дракон. Посмотрим, посмотрим, - взревел старик Дра-Дра.. Дракоша прогремел: Посмотрим! Игорь, проблема в том, что читать пьесу - надо выбрать время, которого катострафиччски маловато. Пока мы читаем, общайтесь с нами потеснее... Вас не хватает. Вас тоже маловато.
Черкашин: только сегодня вернулись с гастролей в Тюмени. поэтому и исчез. за это время накопилось немало дел, требующих "руления". рулю.
Chandra: Черкашин пишет: только сегодня вернулись с гастролей в Тюмени. Я тоже подумала про гастроли, но всё равно немного волновлась,что Вы исчезли
полная версия страницы