Форум » Литературный салон » Dietrich » Ответить
Dietrich
Dietrich: Ах, вечность? Вечность за плечом? А вечность в наши шеи дышит. Звеня, сама себя не слышит, Не знает больше не о чем. А вечность, выверенный шаг. Моих часов без циферблата. Оплата? Свито, слепо, свято. Измятым ворохом бумаг. Пора? Опоры и дома, И города и побережья. Все так. Но впредь, не будет прежним. Тот город. Где цветет чума. Все так. Как пишут наперед. На дне морском слепые рыбы. Как хочет до небес допрыгнуть. Гремящий хор соленых вод. Все так. И выверен апрель. И в срок, прибудет непременно. Все здесь. Одной лишь переменной. Здесь нет,…Молчит одна свирель. ….. И вновь я чувствую, мой сон. Из детства, мера ожиданья. И нервные воспоминанья, Пугливо дергаются в нем. Там дом, и гости. Волшебства, Протяжный и неясный голос. Луна, что молча смотрит в прорезь, Гнезда, что выткала листва. ….. 29.02.2008j Я ничто. Только тень у дороги. Я растоптанной бабочки лапки. Я старик, попрошайка, безногий. Рыжий мох, пересохший без влаги. Я металл, покореженный тленом, И безвестным, проклятым снарядом. Я умру без тебя непременно, Отравив себя собственным ядом. Я последний осколок сомнений. Окончанье февральских мелодий, Рваный лед, и глухое паденье, Что финалом историй приходит. Я рассыплюсь утраченным кадром. Убегу грязным снегом в ливневку. И врачи, что приехали на дом. Заключенье напишут неловко. ….. 29.02.2008j Я ничто. Только тень у дороги. Я растоптанной бабочки лапки. Я старик, попрошайка, безногий. Рыжий мох, пересохший без влаги. Я металл, покореженный тленом, И безвестным, проклятым снарядом. Я умру без тебя непременно, Отравив себя собственным ядом. Я последний осколок сомнений. Окончанье февральских мелодий, Рваный лед, и глухое паденье, Что финалом историй приходит. Я рассыплюсь утраченным кадром. Убегу грязным снегом в ливневку. И врачи, что приехали на дом. Заключенье напишут неловко. B.47 13.о3.2008 J. Что мне, до вашего страха? Что мне, до вашей беды? Небо, не может заплакать. Острым, мерцаньем слюды. Небо, тактически низко. Слишком! Себе говорю, Небо - усопший епископ. В мантию, спрятал зорю. Что мне, теперь до агоний? Что, до кричащих в бреду? Рок – меня, по небу гонит. Словно, по хрупкому льду. И, моя страшная ноша. Вспыхнет в твоих городах. Видишь? Я панику множу! Взрыв! Я лишь тень в небесах. Это, всего лишь задача. Новый рейд, белой звезды… Там внизу, пламенем плачет… Там внизу – пепел и дым… Что мне, вы цель, и не боле, Я, возвращаюсь домой. В небе, я жив, я на воле… Дрезден, горит за спиной… 15.03.2008j. Дождь. Не моя война. Ночь и грустит железо. «Дни мои старина, Вышли. Мой дух истерзан.» Мы так похожи здесь. В этом забытом парке. Тает, как в топке жесть. Снег на уставшем танке. Так связующая нить - быть. Очищающий огонь – вонь. Как зеленая тоска- Парабеллум у виска. А чужой священный день - ложь. Ты теперь свой дом уже, не найдешь… И тогда, они стали плакать и брать меня за руки .но я не ответил им. И тогда они рвали на себе волосы и руки заламывали. Но я не ответил им. А они вопрошали, как быть им теперь. Но я оставался безмолвен. И проплакав, надомной пол часа, они ушли. Оставив меня разбитым и бессловесным на дне шахты. Как? Как вы можете? Немного любви и искренности могли бы вернуть мне дыхание! Но я не нужен вам. И вы так безропотно отпускаете меня в смерть. Будто я чужой для вас… 15.3.02 j. И эпилогом между строк. Чужой засаленной тетради, Смеются глазки виноградин, Лозою, подводя итог. И за чертой небытия, Вопрос в ответ вольется в кубке. И дым колечками из трубки, Как солнце грубого литья. И растворившись до конца. Я рухну в пыль в конце колонны Военнопленных и бездомных, И смерть не стану отрицать. И проходя своей землей, Мне будет жаль сырого лета, И липок, в листики одетых, Которые срубил конвой. И зная все и наперед, Читая лини с ладони, Мне не укрыться от погони, И пальцев ранящих как лед. 1.10.01j. Прорицаньем далеких путей, Обретеньем крылатых созданий. Я прошу тебя, день мне согрей. На костре из пурги предсказаний. Моя тень фиолетовый мрак, Черной кошкой к тебе на колени. Клинописный Ассирии знак. Огоньком на слезливых поленьях. Я так сильно тебя люблю. Золотистые осени руки, В мои волосы бронзу льют, Из тяжелых небес близоруких. И стоящие тысячи лет, Каменеющие от года, Кости гор, их гранитный скелет, Подпирает дождливые своды. Разноцветный загадочный лес, В шутовском, колдовском одеянье, Проявленье осенних чудес, Сыплет золото в знак подаянья. И в волшебном безлюдном краю, Где безвременье лучшее время. Я тебе свою тень подарю, Только тень, за цветов неименьем. 5.11.01 j. Перебиты, переломаны истерты. Механизмы продвижения вперед. И теперь, воскресшего из мертвых. Инвалидность горестная ждет. Ваша жалость не залижет раны, Как и обретенная свобода. Божества, взирая с небосвода. Улыбаются хмельно и странно. 10.11.01j. -17.03.08j. Верно мертв или пьян, либо с ночи простужен В предъянварскую стужу. Я - король обезьян. И зима, ощетинясь, металлом кольчужным, Обращает в дракона свой девичий стан. И я, как идиот, отморозок от лета, Наблюдая, как буря пускается в лёт. Понимаю одно, что созвездие света И созвездие льда мою душу возьмет. Я убийца чудовищ, убийца драконов, Я давно вне законов, вне стен городов. Но мне жаль продвижений зимы эшелонов. Ведь весна от нее не оставит следов… 1.11.01j. Историческим взмахом руки, Фейерверком дождя из металла Небосвод на песок опрокинь! Что бы солнце светить перестало! Я желаю придумывать сны! Я желаю искать светотени, В фиолетовых лапах сирени, Отраженье воскресшей луны. Как живые, змеятся ветра, Совершенно истлевшие флаги. Тот, кто вяжет из трав свитера, Не боится растаявшей влаги. Не боится из лужи испить, Из ручья, отраженного лесом. Я желаю! Мне хочется жить! Пережить невезений отрезок! Но опять в небесах идет снег… И штандарты мои треплет серость, Я желаю устроить побег. Чтоб спасти свою честь, свою верность… 10.12.01.j. Белая лодочка, родом из прошлого, Из беспросветной туманов обители. Не обращается ржавое в острое. Прошлое не превратится в действительность. Осень в плаще, до забвенья изношенном, Красит безумие в цвет меланхолии. То, что разбито и волнами брошено, Не обратится в ветвистые молнии. Память и ветер, штурмующий замыслы, Звоном в безлюдной оставленной крепости. Лишь миражи слов и снов, что остались здесь, Тусклыми звездами в веточках светятся. Тлением съедены кости и волосы. Знамя лишь пепел былого величия… Призраки рыцарей, тени без голоса, Побеждены перемен безразличием, Пением птичьим, меж блоков гнездящимся… Серые плиты, в лишайниках времени Лозам плюща, в поднебесье стремящимся... К звездам подняться не хватит терпения. И эпилогом, предзимие осени… Снег, бескорыстие неба туманного. Жаль, невозможно, свершить то, что просим мы… Хитрое время не стоит обманывать. Лодочка белая, родом из прошлого… Бликов видения, сны и безмолвие… Mit Sperren und Mine Halt der Gegner uns auf, Wir lachen daruber Und fahren nicht drauf. Und droh'n vor uns Geschutze, Versteckt im gelben Sand, Im gelben Sand, Wir suchen uns Wege, Die keiner sonst fand. Und la?t uns im Stich Einst das treulose Gluck, Und kehren wir nicht mehr Zur Heimat zuruck, Trifft uns die Todeskugel, Ruft uns das Schicksal ab, Ja Schicksal ab, Dann wird uns der Panzer Ein ehernes Grab С войсками и минами. Противник нас остановил, Мы смеемся, Не двигаясь дальше. Гремит над нами стрельба. увязли в желтом песке. В желтом песке. Мы ищем нам той дороги. Что никому не найти. Оставило нас, Неверное счастье, И не вернемся мы уже, Домой никогда. Встречает нас смертельный снаряд. И зовет нас наш рок. Да рок. И будет наша броня, (танк) Нам верной могилой… Все снаряды рвутся к цели. 17.03.08.j. лишь бы встать мы не посмели... Полыхают карусели, белым пламенем огня. Здесь, где помнят лишь потери будет скучно без меня. Я вернусь твоей улыбкой. Мертвой маленькой улиткой Или мухой в ленте липкой И весенним ветерком. Я звучу, далекой скрипкой. И невидимым сверчком. Я твои босые ноги. Я разбитый панцирь строгий. Обожженный плес пологий. За ранение значок. Горных ручейков пороги. И сирены злой гудок. Я вернусь, я точно знаю. Жаль, я, верно, умираю. Красной змейкой утекаю в дымный обгоревший май. Я, как хрупкий лед, растаю. Я люблю тебя, прощай… 18.03.08j. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на огонь, Истертая кинопленка Ложится в его ладонь. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на звезду. Мой Бог стреляет так громко, Что черти дрожат в аду. Мой Бог - блестящие латы. Мой Бог - штандарты с орлом. Вперед! И бегут солдаты. В атаку добра со злом. Мой Бог - танцующий ветер. Мой Бог - веселый арфист. Он молод, он добр и светел, А конь его золотист… Мой Бог – военноначальник. Всех добрых и злых начал. Сердит, может быть, и печален, Но лишь оттого, что устал. Мой бог похож на котенка. Он мягок, игрив и мил. Мой бог смеется так звонко, Что мы встаем из могил. Нарисованные дети белым мелом на стене. В лужу сыплются столетья снопом гаснущих огней. Вереница преисподен! И других отделов ада! Меч мой сломан и негоден! Мне другой! Такой же надо! Я уставший, грустный ангел разрушенья и забвенья. Я весь пол слезами залил в этом храме утешенья. Нарисованные дети удивленно смотрят на пол, Это ж надо! Взрослый ангел, столько мокрых слез наплакал! Слушай! - Лишь шум в эфире… Слушай! Линейность правил… Веришь ли, в этом мире, Выбор нам Бог оставил… Бред! Слепая поземка. Ужас заснувших улиц… Командно звучит и емко, Визг не попавшей пули. А с утра непременно Диктор объявит время. И что погода стерва, И ничего не сделать. Только все это ересь. Шкурка от мандарина. Там далеко есть вереск - Сказочная долина. Слушай! - Одни помехи… Чертовы нарушенья! Где вы мои доспехи? Полный вперед! Движенье! Про Ирвина. Все неверно! Ты знаешь законы? Позабудь их! Инструкции врут! Я то знаю, как хрупки понтоны, И как шаток наш четкий маршрут. Я же видел, как рвется железо, И как плачет и бьется огонь. Каждый здесь кто победами грезил, Превратился в червивую вонь. Очень медленно тянется вечность… Очень ласково лижется пламя. Крик. Тебя никогда не излечат. Ты - останки, и слабая память. Все не верно! Истлеют знамена. Запылятся в военном музее. Нас забудут как сон, поименно. И оружие наше истлеет. Но не плачь! Все не так безнадежно. Слышишь музыку стали и гнева? Следуй! Верь ей! Тоскуя, тревожа, Нас ведет она в ждущее небо. Мне вырежут из черепа Волшебный амулет. Такой, что б в Бога верила. И прожила сто лет. Что бы играть на дудочке, И под гитару петь. Как жаль - для этой мелочи Ты должен умереть.. 12.9.01.J. Но поверьте мне, я не умру! Хотя это в моих интересах. Вы найдете меня по утру. И я буду сидеть на рельсах. Просто ждать самый первый трамвай. Улыбаясь махну рукою. Жаль, меня не приемлет рай. Да и тьма мне не даст покоя. 12.9.01.J. Сквозь проблески видений или разговор с деревянным человеком. Перед дорогой, перед тропой. Вырезанный из дерева. -Ты, стоящий, кто ты такой? Спрашиваю я первой. - Я, стоящий с далеких лет, Я давно дождями шлифуюсь. Но и самой тебя уже нет, Потому мы с тобой столкнулись. - Говорил ты, но не о том, Я тебя не об этом спрашиваю. Видишь, звезды пожинают серпом. И туманности косой скашивают. - Что то ты не в себе сама, в волосах твоих нити заката, умерла и сошла с ума. За чужие грехи расплата. Разъясняю твой странный взор. Мне на то дано разрешение. Идол, это и честь и позор, В наказание и в прощенье. Отвернись, и иди туда, Где от башен осталось крошево. Твой закон, и твоя судьба – Наказанье, исход из прошлого. Поворачиваю лицо, Разговора тема исчерпана. Самый мертвый из мертвецов! Нам с тобою жизнь предначертана! И глядящий чуть грустно вслед. Вырезанный из старого дуба. Толи бог, толи просто дед. Одобрительно скалит зубы. И идя сквозь введенья и сны Через скользкие времени кольца, Я, дитя возрожденной луны, Той, которой, язычники молятся. Мой черед, временная петля. Обреченная древним заклятьем. Верно, мне не положено знать, Я плачу, а вернее мы платим. И когда за зазубренный край, Я цепляю прозрачные пальцы, Я люблю тебя, не умирай, И спасти тебя, буду стараться… 22.03.08j. Я в этом старом парке сна. Где лишь надгробия и тени. Я так устал своих видений, Глотать холодного вина. Здесь нет, и не было любви, Здесь нет, и не было покоя. И я, забыл, что я такое, Пока здесь призраком бродил. А ты меня не узнаешь! Идешь, ступая аккуратно, И веришь, будто мне приятны, Цветы, что ты в мой склеп кладешь. Я здесь! Я рядом! За спиной! Ну, обернись же! Вот я! Рядом! Ну, награди хотя бы взглядом! Я мертв! Но, я как прежде твой! Прошу! Поговори со мной! Europa Я очень странный вездеход. С улыбкой раненой пантеры. Ругает небо мой расчет. У них совсем ни к черту нервы…
Ответов - 266, стр:
1 2 3 4 5 6 7 All
Alex: Привет! Есть места, от которых мурашки... Запятые живут своей жизнью, но это поправимо. Кто вы, откуда вы?
Dietrich: Heil! С запятыми все увы плохо. я вот пришло..) И очень этому рад.стихи. все в них про меня. что еще я рисую.профессионально. учавствую в выставках.и пишу с ошибками. От куда. кто бы мне сказал кто я и откуда... был бы рад. сам мучаюсь..)) но весь вашь.
Alex: Heil! - имеет отношение к фашизму? Или это просто приветствие? Если рисуете, можете открыть свою тему в художественном салоне.
Dietrich: я не фашист. не рассист. к оружию имею отношение.наверное открою свою тему. сейчас попробую. оружие люблю очень, это наверное видно в стихах.но это часть меня, так сложилось не сердитесь. только что читал ваше творчество, спасибо! вы чудесна! я признателен вашей доброй музе.И очень рад знакомству. Heil! чудесное приветствие пожелание процветания и света. и звучит красиво. еще я несколько коллекционер.коллекция пока не велика.но все же есть.)) я тоже экспонат.) меня выпустила погулять ее величество вечность, иначе совсем запылюсь и сгнию в этой витрине. оружие нужно использовать как и технику,иначе оно умерает.разрушаются механизмы. и мы становимся непригодны для выполнения задачь. Весь вашь Дитрих.
Alex: Тогда давайте посмотрим Ваши рисунки? Поэт я неважный, и стихи слагаю плохо, но неплохой иллюстратор. Тут есть художники. Ждем ваших картин.
Dietrich: Отлично! я так и не понял как зарегистрироваться в худ галерее. но послал запрос администратору. вы что иллюстрировали? и еще, вы выставляетесь? что закончили? я прошу прощения,я просто очень любопытен. это моя карма)).. просмотрел художественный блог,приятно. художники есть, одна прекрасная дама меня сюда и направила..
Chandra: Dietrich, зайдите в Художественный салон, здесь в салонах располагаются авторские галереи, откройте свою тему.А вообще очень советую почитать раздел Внимание. там об особенностях форума. Не в Изобразительном искусстве, а в Художестьвенном салоне!
Dietrich: Госпожа Chandra! виновато улыбаюсь)) увы не прочитал. инструкцию, не успел! но исправлюсь.я очень с трудом ориентируюсь в этих системах! и очень извиняюсь. Для меня компьютер очень сильное колдунство.мне конечно приходится сейчас на нем работать или с ним, даже не знаю как правильно!)) Увы мне. ябольше доверяю бумаге и перу.)) а так же всему поршневому и железному. Лучше всего из транспорта понимаю лошадей., но это лирика.. так что очень вас прошу,простите мою бестактность и бестолковость. АLex! На мой непросвещенный взгляд Журфак такой же фундамент как и архитектура. если бы вы сказали,что худ граф, я бы расстроился. а стихи ваши мне нравятся. я ничего не понимаю в поэзии...и только могу говорить о вещах которые мне нравятся или нет. Думаю,это мое право...
Alex: Журфак окончила. Все остальное - дилетантство чистой воды.
Chandra: Dietrich, всё очхор А сами вы не с худграфа будете?
Dietrich: Никак нет, Госпожа! Сам я увы не с худ графа..) Увы мне,) мое сознание ломали тяжелыми жалезными предметами, строительными материалами, а так же историей архитектуры и дизайна, и прочей математикой высшего характера)) (увы, шрифт не передает моей иронии, но все истинная правда.) Сам я имею другое безумное образование, которое и обязывает меня жить у компьютера.Весь ваш..
Chandra: Вы нас заинтриговали! Строительная академия рулит
Dietrich: Ура! угадали!)) но, как зарегистрироваться я пока не понял..)) мне нравится вашь эпитет.."Дух веет, где хочет " или как это вернее назвать..?
Chandra: Вы нам голову морочите. вы уже зарегистрировались Зайдите а профиль и наведите там порядок
Chandra: Ваша каска на фоне наших бабочек очень инфернально смотрится
Dietrich: я не нарочно такое! меня так собрали! Давно!) я в прошлом году летом видел очень красивую вещ,на самую мушку моей винтовки села очень красивая цветная бабочка.. Ох, я потерялся в художественной галерее,совершенно не понимаю как должен выглядет процесс загрузки картинок и создания своей темы, HilF bitte!) Вот не нравится каска? могу снять.. но может быть ваши бабочки согласятся ее украшать..?
Chandra: Ха-ха, если вы её снимите, придётся вас поселить в Триумфе смерти ( тема такая есть). Так уж лучше оставайтесь в головном уборе Откройте новую тему - наверху тсраницы в Художественном салоне есть такая кнопка. Назовите так, чтобы всем было понятно, что это ваша авторская тема. Как грузить картинки написано в разделе Внимание http://ultrafiolet.forum24.ru/?1-2-0-00000002-000-0-0-1196168830 Если вы посылали сообщение лицу с ником administrator, так оно не читает. оно под ником Chandra исключительно на форуме. Так что пишите либо Алекс, либо мне в личку, если что.
Dietrich: Dann)) именно! О том я и говорю, что не стоит мне снимать каску...)Спасибо,теперь ,кажется, раберусь..Наверное,.. Очень благодарен за заботу и за бабочек.. Ваши рисунки и бутылки с цветами забавны. трогательно.(в хорошем смысле и без иронии.)
Dietrich: Ночные кобылицы. И мы приходили смотреть на тепло их ламп. Мы смотрели из темноты в их окна, Где сидели они за столами и жили коротким теплым биением. А мы желали лечь у их огня и ощутить себя весомыми и остановившимися. Но их огонь убегал от нас, угли в печах тогда дымили, а свет их ламп угасал. Когда же зажигали они бледные свечи, те лишь коптили не освещая. И они задергивали шторы, взор наш почувствовав. А потом пили горькую ядовитую муть, что бы выгнать ужас из своих душ. Их дети орали от страха. И мы уходили в наши леса, нашу тьму, бежали прочь от этих существ, что, имея так много, как прежде остаются ни с чем и боятся дать нам, что просим мы. И лишь корона ночной богини, остается нам верным светильником в нашей вечной погоне…
Антик: Защита Каро-Канн / В мире шахмат пешка может выйти Если тренируется, в ферзи. В. Высоцкий Пешкам, не ставшим ферзями, посвящается. Интродукция Опять судьба, шутя, играет с нами: То под одно, то под другое ставит знамя И, слабые, не смея спорить с ней, Мы кровь врагов мешаем со своей. Дебют. Пешки умирают стоя Примкнув багинеты, при свете луны Стоим у врага на виду: Ферзи, короли, боевые слоны, И пешки – в переднем ряду. Век пешки недолог, дружище, и ты Костями врастёшь в чернозём, Но кто-то дойдёт до последней черты, Блистательным станет ферзём. И вновь запоёт боевая труба, Не помнить об этом нельзя, Простая, дружище, у пешек судьба – Погибнуть во имя ферзя. Раскисшая глина военных дорог, Окопная кислая вонь, Да топот разбитых кирзовых сапог, Да вражеский беглый огонь – Всё это, дружище, достанется нам, Я к этому, впрочем, готов, И пусть ордена остаются ферзям, Не хватит на всех орденов... Миттельшпиль. Размен фигур Растратив жизнь свою по пустякам Ты стал на редкость груб и неуклюж, И, часто получая по мозгам, Ушёл на дно гнилых болотных луж. Но в той стране, в которой мы живём, Болото – это тоже водоём. Кому облом, ну а кому престиж – Красиво, типа, жить не запретишь. Да, ты искал далёкие миры, Надёжным парнем был и храбрецом, Но, отупев от здешней мишуры, Картонный ящик путаешь с дворцом. Но в той стране, в которой мы живём, Себе мы из картона строим дом, Кому – откат, а кто-то – мордой в грязь, Сегодня ты бандит, а завтра – князь. И ты бежишь вперёд, задравши хвост, А за тобою – подлость и обман, И ты забыл, что значит – в полный рост, Вкусив судьбы отравленный дурман. Но в той стране, в которой мы живём, Мы без дурмана просто пропадём, Кому сухарь, кому-то в банке счёт, Ну, как бы сделать всё наоборот? Ну что же, сделай всё наоборот, Промчись по жизни бешеной осой, Но шайбу всё равно тебе забьёт Судьба-старуха острою косой. Ведь в той стране, в которой мы живём, Кому-то кайф, но большинству – облом, И даже если будет в банке счёт, Ты от ворот получишь поворот… Миттельшпиль. Бочка без дна Уютное свито гнездо из опилок, В сенях – золотое руно, Но кто-то холодный стреляет в затылок Как в старом военном кино. Забыты ошибки, забыты утраты, Но сводит нам челюсти боль, Годами живём в ожиданье расплаты, Играя привычную роль. Булавками нас прикололи к стене, Сбывается всё, что случилось во сне. И вместе со всеми бездумно шагая По дымным спиралям огня Достигнем ворот обветшалого рая К исходу вчерашнего дня. Узнаем без прайса цену конформизма, Услышим овчарочный лай, И, в прошлое глядя сквозь толстую призму, Поверим, что арбайт махт фрай. Смелее, камрады, ведь бочка без дна Ещё далеко, далеко не полна. Со временем сказку мы сделаем былью, Освоим просторы морей, А может быть, станем мы лагерной пылью Иль сытью для диких зверей. Когда же наш фюрер пылающим взором Окинет могучую рать, То снова юнцы передёрнут затворы И молча уйдут умирать. Найдётся у времени высшая мера Для нас, генералов песчаных карьеров. Пусть ненависть вязкой стекает смолою Из тёмных провалов глазниц, Средь лжи и предательства, боли и гноя Мы молимся, падая ниц. И в липких объятьях тотального страха Утративши разума дар Свои черепа мы положим на плаху Как выкуп за этот кошмар. В отчаянье голос сорвётся на крик Но вынесут судьи лукавый вердикт. Эндшпиль. Цугцванг Не стихи я пишу. Со скрипом Из себя выжимаю боль. В голове барабан, не скрипка, И не сахар в крови. Соль. На бревенчатой шахматной сцене Задыхаясь в густой пыли Пред судьбой не склоняя колени, Погибают мои короли. Кровь впитает труха опилок, Это нужно лишь мне. Одному. Прохожу сквозь свои Фермопилы, Проживаю свою Колыму. Допишусь я, увы. Похоже Эндшпиль мой подойдёт в срок, Наждаком по больной коже Потечёт ледяной песок. Под напором слепой стали Рухнет пешек неровный строй, На последней горизонтали Безнадёжный веду бой. Прост мой выбор – успеть сдаться, Или смело пойти ва-банк, Но в живых всё равно не остаться. Продолженья не будет. Цугцванг. Эндшпиль. Ковыль Бледный оскал смерти, Ржавая сталь обмана, Руки тупого смерда Шарят в моих карманах. Битва ушла на запад, Мёртвых ещё мало, Славных побед запах Манит ко мне шакалов. Дым от сгоревших стойбищ Выел мои глазницы, Сколько ж теперь стоит – Не умерев – родиться? Талеры иль кроны Днесь не нужны миру, Древней ценой крови Я заплатил виру. Но, потеряв стремя, Стал я лучом света, И надо мной стрелы Режут сапфир лета.
Dietrich: Интересно. вы коллекционер? И как верно,мне следует понять такое неоднозначное стихотворное произведение? вы знаете германский? Продолжим... Усталость лечат сном, Железом или ядом. Свинцом или огнем. Осколочным снарядом. Усталость лечат льдом, Изношенной одеждой. Разбитым грязным лбом. И слабостью безбрежной. всему один ответ. всему один покой. а нас отныне нет, нас унесло рекой... нас бросило о борт, разбило на куски. А ты вчера был горд. В парадах городских. А ты еще был смел. И песни пел вчера. Всему один расстрел. В одной печи сгорать. Волшебный самолет. За нами прилетит. И нас с тобой сожжет. А пламя все простит. Всему один ответ. Всему один итог. Несбывшихся побед. Разрушенный чертог. а это кусок из рассазика,который я сейчас перевожу с германского на русский. к слову о мародерах.) Виталий Николаевич Вострюков Был день, кажется, часов двенадцать. Я оставил наш костер и пошел за дровами. Я солдат, твержу я себе. Мне нечего бояться. Вот моя винтовка, я умею стрелять, я застрелю любого. Но! Мне страшно! Я живу с этим чувством, как со вшами, или блохами, оно бесит меня, надоедает, и я почти привык, вылавливаю страх по одиночке, пытаюсь, уничтожить, раздавить. Но он как вши. Я не могу избавиться от него. У меня был друг, Юрик танкист, танк водил. Друг детства. Вчера помер. Шальная пуля и раз и в лоб. Через смотровуху. Сейчас стоим, ждем чего-то. За последнее время я видел очень, очень много мертвых. Я боюсь их. Боюсь, что кто-нибудь из них утянет меня под землю. Никогда никому в этом не признаюсь, но, иногда, бой кажется мне сном, мороком. А вот они, оставшиеся неподвижными… Они настоящими - страшные, Тяжелые. Страшные мертвые, свои, чужие, машины эти сгоревшие. От всего этого спасает водка. Я вчера опять напугался. Мы собирали, что осталось после отступления с боем. Я снимал часы с одного мертвого эсесовца. Они были не обычные, а настоящие золотые. Наручные часы на красивом, тонко сплетенном браслете. Я любовался ими. А потом заглянул в лицо этой суке. Лицо упыря. У Христовых детей не бывает таких нечеловечих лиц. Враг. Я тогда испугался, что вдруг, он откроет глаза и схватит меня за руку. Мертвец, еще не совсем остывший, мне пришлось, что бы снять часы, разжать его пальцы. Он так вцепился в пулемет, что я еле-еле смог его отобрать, и снять, наконец, часы. Сегодня я не выдержал и поменял часы на водку, за них мне налили целую флягу. Теперь мне хорошо, но все же не спокойно. Я собираю дрова. Проваливаюсь в снег, ковыля по оврагу. Поворачиваю голову, и вдруг вижу, того мертвеца… Он идет на меня, он очень близко. Белое бескровное лицо, черные струпья запекшейся крови, черные тени на скулах и под глазами. Что же это? Он вернулся за своими часами? Хочу кричать, но сил нет. Бежать тоже не могу, ватные ноги неподвижны. Он целиться в меня из автомата, потом левой рукой повелительным жестом приказывает поднять винтовку. Я давно уронил хворост. Поднимаю руки, коряво и широко, больше в стороны, чем в вверх, только так получается в полушубке с надетой на него шинелью. Стою почти не дышу. Я обосался. Вот он совсем близко, сейчас он утащит меня в ад. А он все ближе в длинном балахоне, огромный, страшный, мертвый. Зачем он прошел так далеко от места своей смерти? Нельзя воровать у мертвых… Господи! Богородица! Святые угодники!!! Спасите меня!!! Не бери меня в ад бес! А он целится мне в лоб! Совсем близко, зачем он надел эту ушанку, так издевательски блестит на ней красная звездочка… удар… свет, очень много белого света…
Alex: Майн готт! Шикарно, господа.
Chandra: Вот так случай! Стихи Дитриха очень мне нра, а тут такой ещё поворот! Блистательно! Дитрих, вы мне напоминаете почему-то Аполлинера своей прозрачной поэзией.. "Моя молодость брошена в ров, Как букет увядших цветов"... Антик!
Chandra: Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на огонь, Истертая кинопленка, Ложится в его ладонь. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на звезду. Мой Бог стреляет так громко. Что черти дрожат в аду. Мой Бог - блестящие латы. Мой Бог - штандарты с орлом. Вперед! И бегут солдаты. В атаку добра со злом. Мой Бог - танцующий ветер. Мой Бог - веселый арфист. Он молод, он добр и светел, А конь его золотист… Мой Бог – военноначальник. Всех добрых и злых начал. Сердит, может быть, и печален, Но лишь оттого, что устал. Мой бог похож на котенка Он мягок, игрив и мил. Мой бог смеется так звонко, Что мы встаем из могил. Её богу, в вас вселилась душа поэта начала века, который знал первую мировую.... Я потрясена.
german: Потрясающие стихи....Похоже на Ремарка...Стихи очень жизненны...в них есть искра...
Dietrich: Heil! Я вернулся! я теперь участник всероссийской выставки и мне счастье! Выставка называется Большая волга. А все это к чему. Выставка эта в Чебоксарах. это 530 км. от города в котором я сейчас обитаю. Мне нравится этот город но речь не о нем. Я ездил на машине. Так вот! Дамы и господа! Весна, доложу вам! Весна! Уезжая нервничал и был в дурном настроении. Прошу прощения если обидел госпожу Чандру, картинкой так случилось. Это я рисовал Одина, который повесился на Игдразиле что бы познать суть смерти… Наверное, надо было подписать…
Chandra: Вы прошли на Большую Волгу?? Графику выставили? Вы сами возили графику?
Alex: Поздравляю! А где фотографии Весны? У нас целая весенняя коллекция Если фото нет, тогда портрет -эссе с вас!
Dietrich: Das Früling. Она приходит в дом ко мне, Она приходит в дом. Она приходит в дом ко мне, С собаками и ружьем… Собаки светлого серебра. Вестники теплых дней. Когда, я слышу уже с утра, Топот ее коней. Как удивление сквозь страх. Воздушный поцелуй. Когда я слышу уже с утра. Танцуй со мною! Танцуй! Она приходит в дом ко мне, Она приходит в дом. Она приходит в дом ко мне, С собаками и ружьем… Снег. Каждый раз, когда он тает, обнажая мусор. Я удивляюсь. И не оттого, что мусор этот безобразен и не эстетичен. Я боюсь, до сих пор боюсь, увидеть в этих тряпках, чьи то останки. И каждый раз убеждаясь - «показалось», я счастлив. Эта весна не исключение. И мне безмерно жаль людей, которые не понимают, какие они счастливцы…Небо, очень ясное без дыма. Прорастает молодая трава, лес не сломан. Птицы! Они вернулись! Они снова здесь! Небо любит нас! Я иду по чужому городу. Не слишком большому провинциальному городу страны под названием Россия. Не ненавистное мной СССР. А Россия. И мне уже не так страшно. Я иду, улыбаюсь людям. Они не понимают причину моей радости, к тому же в этом городе, не слишком привычна такая манера одеваться – рыжий, длинный, кожаный плащ, высокие ботинки, защитная зеленая косынка. Я всем очень рад. Хотя мне нет дела до их забот, и до самих людей. Их присутствие радует меня только как знак, как индикатор – « все в порядке». Трогательны надписи вандалов на парапетах набережной, трогателен обычай, вешать вокруг балясины на цепь замочек с именами влюбленных, верно, что бы закрепить союз, не знаю. Трогательны памятники неизвестно чему и неизвестно кому. Я улыбаюсь этому чужому небольшому городу входящему в чувашскую республику. Смешной письменности чувашей. Я иду со своим другом, отличным скульптором и очень хорошим водителем по этому городку и стараюсь увидеть здесь все интересное. Я исследователь, Археолог, Или снайпер. Я вижу здесь все. Весна, скоро и у православных будет пасха. У нас уже была. Я и друг, заходим в храм. Мой друг православный, он крестится, кланяется перед входом. Я захожу лишь кивнув. Я не слишком люблю обряды уставы и правила… В храме служба, пахнет ладонном , священники обходят паству,( или как это называется?) и машут, кадилом. Мне нравится, как они поют, я замер у самого входа в то, основное помещение, где идет служба, и рассматриваю фрески. Они новые, обидно бездарные. Когда, я только вошел, увидел настоящие, написанные в 18 веке темперой. Но потом видение растворилось. И теперь я просто сожалею о судьбе этих церквей, что пережили СССР. Я рад, что пережили. Священник махнул на меня кадилом, два раза, таким жестом, будто отгонял навязчивую ворону. Я улыбнулся ему. Я ехал назад, в свой город. Вернее он тоже чужой для меня. Мой далеко. Мой не в этой стране. Но сейчас это не так важно, потому что весна и у меня есть друзья. Я совсем развеселился и мы остановились у очередного сквера памяти чему-то военному. Остановились, потому, что я пожелал все же понять, «что там за танк на постаменте». В начале мне показалось, что это ИС3. нет, это был т54. Очень милая машина. Я не удержался и залез на нее .Заглянул в маленькое отверстие на башне. До сих пор не могу понять, зачем загадочная русская душа гадит в собственные танки. Тем более, как!? Когда машина стоит на полутора метровом пьедестале у самой дороги… - Что нашел? – спрашивает меня друг с низу. Я тоскливо пожимаю плечами и спрыгиваю с танка. - Весна, говорю я. – Весна, дома, наверное, все совсем растаяло. И скоро, расцветут сады. - Брось Дитрих, говорит мой друг, у тебя тут работы полно, ну поедешь ты домой через пару месяцев, хватит ныть. Ведь весна. И мы едем дальше, слушая Dead can dance и разговаривая о тяжелой технике, искусстве, архитектуре, иногда о женщинах, и о прочих хороших вещах, которые могут прийти в голову людям весной. А закат был очень красивым. Казалось, вся небесная конница объединилась, что бы не дать тьме поглотить мир. Как всегда все они погибли. Но завтра, утро обязательно наступит. Этой весной утро будет приходить ко всем нам, даже ко мне.
Chandra: Дааа, весна вас здорово накрыла!! Прочла с большим удовольствием. Что же за случай поселил вас в городе С.?
Alex: Проза у Вас тоже весьма.... Я рада, что теперь есть что почитать в прозе, кроме меня Весна хороша, спасибо за эссе. Написана ярко, по-мужски. Именно так и надо. Чуть зелени, чуть золота, чуть тумана и немного сажи. Антик у нас не коллекционер, Антик у нас целый товарищ полковник Артиллерии. Я его саррису тут караулю.... Я открываю вам доступ в закрытые разделы, вы можете познакомиться с нами поближе в теме Мы.
Dietrich: О КОЛЕКЦИОНЕРАХ... я сам немного коллекционер. поэтому и уточняю. просто все по разному коллекционируют. Коллекционеру. За, звуков, тонкий поводок, Нас выведут к твоим воротам. Я жду последнего отчета. Чтоб выпить горечи глоток. Я вижу все совсем не так. Я вижу грани изменений, И фальшь в конструкции строений. Как ржавый путеводный знак. Рядами, замкнутым щитом, Продольной выкройкой по вене. Цветущие слова сомнений, Как фальшь,c мечами и крестом….
Eos: Да, действительно, и проза очень, очень, что редкость - проза и стихи в сильных позициях. И графика. М-да.Все в целостности.
Alex: Талант во всем талантлив
Eos: Не-а, не всегда талант может разворачиваться для восприятия гармонично во всех ипостасях. Вот ты талантливая - а проза у тебя ярче всего. Она не просто ярче всего - проза у тебя - ого-го! Стихи мои хвалят, - ну да, слава Богу, талант к рисованию есть - без вопросов. Только художки нет - я сюда и не прыгаю, как музыкант с поломанными пальцами себя чувствую, а проза моя - бред, который только для психоаналитиков и годен.
Dietrich: Danke! Очень признателен! сейчас посмотрю! Спасибо за ваши милые отзывы. Если есть желание могу сложить еще немного своей прозы.) и кажется есть еще стихов.
Dietrich: 31.03.08j. Бред. Господи! Сон в погоню. Полных карманов грязи. Что же? О чем ты стонешь? В незавершенной фразе. Странность формулировок. Ты, не найдешь ошибку. Спи! Выйдет Мышь из норок. И поцелует рыбку. Сам себе колыбельной. Сам себе день и вечер. Раной, увы, смертельной Тьма пожирает свечи. Зеркало, там смеется, Яростный сумасшедший. Ангел мой! Вдруг очнется? Умерший и прошедший?! Выйдет из старой саги, Будет звенеть доспехом. Жаль, что истлели стяги. Вот бы была потеха… Мальчик! Усни скорее! В небе сквозных не сверить, Маги и брадобреи. Выйдут безумье мереть. Тени давно играют, В прядки, под фонарями, Спи! Ведь не опознают, Сон, что смотрел частями. Небо! Кричать в кошмарах. Биться своих ошибок. Бред, безнадежно ярок И как богиня гибок. Камушек преткновенья, Вслед узелком на шею. Рыбкой против теченья. Жаль только, не успею… А эпилогом марта, Жгучим отваром терпким. Будут вороны каркать. И полиняют белки. Мне плакать, как больше нет сил. Мне выть на безлунные тучи, И выпросить праздничный случай. Чтоб больше никто не судил. Чтоб следом, безумный апрель, Не смел пожирать мою память. Скитаться уюту на зависть, В весенних часов акварель. И встретить, в чужих городах, Разрушенных страхов строенья, И петь для себя, в упоенье, Как серые братья в лесах.
Dietrich: Пешка. Проклятие! Я желаю одиночества. Я не желаю ничего совершать и влиять на ход событий. Конечно, мое влияние в любом случае мизерно и незаметно в структуре и кайме истории, но при рассмотрении той линейности, в которой я нахожусь, оно очень даже существует. Я присутствую, ем, пью, побеждаю. Я устал. Я не желаю убивать, мне быть бы только теню и наблюдателем. Каждый раз, совершая действие, я вступаю в борьбу, с ситуацией с обществом, не важно, и все великолепно, когда я проигрываю и отступаю. Я могу объяснить себе все и простить, пожалеть, проклясть. У меня большой выбор. Но! Увы, так бывает не всегда, мой дух силен, и моя глупая воля не может с ним справиться. Мой дух бунтует и иногда, я побеждаю, делаю все, так как хочется лично мне, не как нужно и важно другим, а мне и только мне. И тогда я чувствую себя убийцей чужих интересов, призраком, который, материализовавшись, занял место живого, не имея на то никакого права. Я бы с радостью уступил свое место другому, тому, кто лучше и достойнее меня. Я привык слушать, комментарии за своей спиной: «это надо было сделать иначе, а это является ошибкой!» Отчего вы не проживете за меня эту дорогу? Отчего я должен брать на себя обиды тех, кого я лучше? Тех, кто проигрывает мне? Если бы только я мог идти один, маленькая черная пешка по клетчатому пространству реальности! Ах, если бы я мог не мешать вам! Но доска заполнена фигурами, и я тоже фигурка, деревянная болванка, идущая к собственной трудноразличимой цели. Простите, я совсем устал чувствовать себя виновным в ваших поражениях. У меня есть задача. Я, увы, не призрак и не наблюдатель, я - пешка. И вы стоите на линии огня.
Антик: Шагай, солдат Нам не закончить эти игры, Судьба тупа, От пункта Икс до пункта Игрек Идёт тропа. Давно устали наши ноги Считая дни, Нам смотрят вслед чужие боги, Грустят они. Пусть ждут нас только рвы и ямы, Дожди и град, Найди свою дорогу к храму, Шагай, солдат. Рисуй на карте жизни кроки - . Точна буссоль, Пусть топографии уроки Сыграют роль. От пункта Нет до перекрёстка - Дорога в рай, Не верь, не верь и жёлтым воском Ты не растай. От пункта Я до пункта Мама И до конца, Шагай солдат, шагай упрямо Не прячь лица.
Dietrich: В нашей ненависти кровь. Все вчера, но так безмерно И как будто видно вновь Всех преданий эфемерность. В нашей ненависти бред. Ожидание конвульсий. Те, которых больше нет. Бьемся в самом верхнем пульсе. В нашей ненависти боль, Бог с тобой и все святые. Дождь, спускающийся в ноль На границе дня застынет. В наших пальцах чудеса. Как железо на морозе. В небе синем полоса. Для всего черту проводит. И стоящие в один, Ряд, шагающие, строем. Самый добрый господин, Нас проклятьем удостоил…
Eos: Мы все отравлены собой, А это - яд высокой пробы...
Robi: Если пешка идет по прямой. С ней забавно играть в поддавки, Пусть зигзагом пройдет за ладьей, И сыграет с конем в две руки. Тогда станет по праву ферзем, Правя бал в королевстве своем.
Eos: Роби, а как это она зигзагом, бедная, сыграет? И с конем в две руки ей как-то прыгать не по-правилам. Она по полю побежит, да?
Robi: Сначала она подвинется в сторону - на самый край своей клетки - поближе к ладье и оттуда попросит ее защиты, а потом каак шагнет. А коня она сначала сама защитит, а когда он поле для нее растопчет, смело перейдет на новую позицию - иначе можно простоять вечно, упершись лбом в неприятеля. Это великое искусство играть в команде. Индивидуализм обречен на одиночество в скучном месте, и даже если он великий, то на зависть, предательство и ссылку в захолустье, типа острова Святой Елены, деревни Березово...
Dietrich: Тактика великая вещ. А взаимодействие друг с другом разных родов войск это вообще превосходно. Увы, не всегда случается, есть такая вещ, как амбиции и политика.
Robi: В человеческой игре - человеческин страсти - это дано, как одно из главных условий, которое надо учитывать и использовать. С самыми дружескими пожеланиями Robi
Dietrich: Тья, мои комментарии были адресованы, к одной из прошедших войн. В жизни мирной и современной мне тоже не всегда удается страстями людей играть. Их амбиции порой сильно вредят моим действиям. И иногда имеют, весьма плачевные последствия. Но очень постараюсь поверить, что чужое безумие можно использовать себе на благо. Порой возникает желание, только добить несчастных одержимых страстями. (Это в том случае, если заказчик от неумеренной гордыни или скупости собирается убить мой объект. Начинает портить экономией, хотя может себе позволить выполнение в именно этих материалах. Или вдруг вообразил себя великолепным архитектором, и вторгается в мою проектную деятельность, а на деле совершенно не обладает не образованием ни вкусом. Так случается.) Я, конечно, стараюсь, рассказывать о престижности и даже обладаю способностью убеждать, но порой человеческая глупость удивляет меня своими причудливыми формами.
Chandra: Dietrich пишет: но порой человеческая глупость удивляет меня своими причудливыми формами. Это точно. Часто беседа с заказчиком ставит художника в тупик, не знаешь, кого пожалеть - его или себя
Dietrich: В таких случаях, я начинаю спрашивать себя и окружающих: «где мой люггер» - Парабеллум. Вариантов два. Застрелиться самому, или добить несчастного. Второе предпочтительнее. Но иногда, очень хочется убить себя, жаль это вредно для здоровья.
Robi: Совместить в себе художника и дипломата – все равно, что привязать облака к земле, но в идеале это - единственный путь к успеху, сохранению себя, заказчика и произведения искусства.
german: Усталость лечат сном, Железом или ядом. Свинцом или огнем. Осколочным снарядом. Усталость лечат льдом, Изношенной одеждой. Разбитым грязным лбом. И слабостью безбрежной. всему один ответ. всему один покой. а нас отныне нет, нас унесло рекой... нас бросило о борт, разбило на куски. А ты вчера был горд. В парадах городских. А ты еще был смел. И песни пел вчера. Всему один расстрел. В одной печи сгорать. Волшебный самолет. За нами прилетит. И нас с тобой сожжет. А пламя все простит. Всему один ответ. Всему один итог. Несбывшихся побед. Разрушенный чертог Жёсткое стихотворенье, похоже на коньяк с выдержкой
german: Интересные у вас стихи. А сколько вам лет ?
Dietrich: ………….. 15.11.2006j. О, Бог металлоконструкций, О, Бог гранаты метающий. Все верно. Все по инструкции. Все верно, как снег не тающе. Железо плавится плавно О солнца алые кромки. О, Бог воинственной славы, О, бог, стреляющих звонко. Да, это, не то что, значит, Удар неудач на голос, Реакцию обозначить На злую долгую морось. О, Бог во весь рост встающих. О, Бог не поражаемых. Из рек непрозрачных пьющих, В забвении не прощаемых. Не сердись на меня мой свет. Не сердись на меня мой день. Я четыре тысячи лет, Бью о камни острую тень. Я четыре тысячи зим, По колено в мокром снегу, На узорах серых долин Королевства сон стерегу. Неслишком мало мне лет и не слишком много. А ты как думаешь? Сколько мне лет? Мне даже любопытно, какой образ сформировался у тебя. а вообще душа,такая штука. она знаешь ли почти вечная.
german: Ну и ладно, секрет прям....
Dietrich: А тебе хотелось красок. А тебе хотелось маршей. Что бы душу жгла опасность, И совсем ненужно фальши А тебе хотелось песен, Для тебя победных песен, Что бы лес был свеж и весел. Что бы день дождем не грезил. А тебе хотелось битвы, Как тебе хотелось битвы. Что бы небо было дымным. Что бы воздух резал бритвой. Милый мальчик, ты мечтатель, Брошен, на краю вселенной. Сам себе воинопленный. Сам себе теперь каратель. Я очень, очень любопытен. Только и всего и сейчас мое любопытство распростронялось на твои мыслеобразы. 26 лет.
Dietrich: Именно, очень нравится это произведение Гумилева. Я не думаю,что его можно сравнивать, например с Рильке но эмоциональная окраска " серебряных" мне очень близка и понятна. 2.4.2008j. Он спит, его не будите. Он выпил сырой погоды, День вылился в Стикса воды. И медь триумфальных литер. Он спит, замерев в паденье На лютню, девичьих пальцев, И мерно его горенье, Как пенье святых скитальцев. Он спит. Его не тревожить. А в прочем, звучите громче! Ведь сны его – злая горечь, И жестко стальное ложе.
Dietrich: Признаться жестко ты про свою родину, мне она представляется несколько другой. Очень вдумчивая, огромная могучая страна, с умными людьми. Слишком много ошибок было совершено в 20 веке. Я надеюсь, что они поправимы. Поэзия серебряных, это не хандра, это скорее зрение сквозь стены. Знаешь ли, люди способны видеть свою судьбу. И очень страшно, когда все что ты любишь, скоро разрушат, а в родовом твоем поместье поселят крестьян. Возможно, я резок. Но здесь все мои симпатии на стороне дворянства. И что касается политичности моих взглядов, то я верю, что России нужна монархия. Но это так лирика. Россия прекрасная великая страна и я всем сердцем желаю, что бы ее подданные это видели и ценили ее поэтов и историю.
Eos: Николай Гумилев, мой любимый поэт: Волшебная скрипка Валерию Брюсову Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры! Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей. Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад, и когда горит восток. Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось всё, что пело, В очи глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
german: Серебряный ве- век осмысленный, полный хандры...Но самобичевание и хандра близки России...
german: Дитрих я не про то.....Бесспорно великая, беспорно могучая......Но синтетический взгляд пришёл из Европы к нам...Великодушие замещено вещизмом и потребительством....Пала Германия, Пала Россия, Падает Америка....И скоро станет всё руины.....Возникнет новый мир...и он умрёт...Нам увидеть этого не дано, но потом ещё один мир...и так далее.....
Dietrich: Ну уж нет. Молодой человек. Прорвемся. Не стоит так переживать, пока существуют такие люди, как те уважаемые господа и дамы присутствующие на этом форуме. Да и просто, те мои дурья с которыми вы не знакомы, как и я не знаком с вашими друзьями, думаю, ничего не падет. Германию собрали по кусочкам, Знаешь, нынешняя Германия мало похожа на то, что было в 39. но это не то, что осталось в 45. И Россия конечно очень большая страна, и разрушали ее дольше, и собирать ее будет сложнее, но думаю, оно того стоит. Потому я здесь. И вот тебе совет, от грустных всяких мыслей и хандры спасает холодный душ, черный кофе, спорт зал и долгие велопрогулки. Или просто пострелять. Так что, ты что-же, желаешь жить вечно? Или ты настолько ценен и боишься, что этот мир слишком много потеряет?)) Я иронизирую не грусти.)) Прорвемся. У нас сейчас общие цели.
german: Ну уж нет .....жить вечно - глупо.....да и не к чему. Про Германию 39 и 45 я бы рассказал свою точку зрения. Только здесь это неуместно. Я не сомневажсь что Россия воспрянет...Но какая она будет эта Россия ? Только не говорите, что мы определяем какой она будет . А то слишком саркастически прозвучит.
Dietrich: Странно. Я то думал ты элемент этого общества. То есть, ты считаешь себя не причастным, и ответственности никакой не несешь? Не слишком понятная для меня позиция. Но это только твое дело. Мое же мнение неизменно, создавать то и так как считаешь нужным, подчиняясь законам красоты и эргономики, не забывая экологию и другие моменты, которые надо помнить, проектируя что-то хорошее. Время все пожрет. Но бояться этого не стоит… С уважением Дитрих. Меланхолия, друг мой и врач. Исцеляет смертельные раны. Меланхолия - нервный скрипач. И мотив его рваный и странный. Меланхолия. Я не вернусь. Я дозорным ушел за рассветом. Я исчез, где-то, пасмурным летом. Я уснул и уже не проснусь. Меланхолия, северный край. Иссеченный столетьями город. В свете звезд, сконцентрирован холод. И чуть слышное, «не забывай» Меланхолия, друг мой! стреляй..!
german: Меланхолия - радость и вино Печаль снегов и лун восходов Ты жизнь, забавное звено Меланхолия, гимн приходов Молитв шёпот, дорога в село Надежда на сон городов Меланхолия, вяло тело от твоих неношенных оков
Dietrich: Переплавка На части, на составные. На гайки, на шестеренки. Меня разберут слепые, Безжалостные ручонки. На тысячи сто фрагментов. На множество множеств фактов. Скрепя бронею сегментов. Я выдержу, не заплакав.
Dietrich: Жаль, здесь нет места для меня, И для тебя нет больше места. И это будет доброй вестью И скроет символы огня. Здесь места нет моим цветам, Все, слишком, выцветши – белесо. Твой путь и мой тянулся лесом. К покатым облаков хребтам. Прозрачный шарик рождества? Луна в антенн переплетенье? Нет, это хрупкие растенья. Шлют музыку своим мирам. Теперь и дале, все ровно. Ни крестиков, ни многоточий. Петляя, след, морозной ночью. Свой диалог ведет с луной.
Dietrich: Будешь смеяться, я мыслю категориями органики и в голове моей так много суеверий… Для меня, многие люди представляются чем-то вроде зомби. Разлагающимися трупами, лишенными души а иногда и разума. Мне иногда даже жутковато смотреть им в глаза. Идешь по улице ночью, а мимо тебя, шатаясь, идут тела, смердя и причитая, воя что-то малопонятное. Я шарахаюсь в ужасе, стремясь слиться с тенью домов, которые я давно перестал воспринимать как архитектуру. Мне кажется что это инфекция и стоит мне еще раз увидеть белесые глаза идущих, я стану таким же. Но возможно ты прав, и это роботы, созданные враждебной цивилизацией. Тогда мне еще страшнее… Верно, они бессмертны? В тела давно умерших людей встроены датчики и электронный мозг, такой маленький, что размещать его можно где угодно, и нет нужды размещать его в голове этого биомонстра. Поэтому убить их очень сложно… А война, зачем мне война… я сам себе высшее командование, а на войне придется подчиняться, (а я говорил, что очень этого не люблю.) и на войне придется командовать, а командовать более чем пятью людьми мне тоже не слишком хочется. Жаль, что война будет. Но, надеюсь не слишком скоро…
german: Хорошая переправка... И создал человек робота по подобию своему... И должен был робот служить верой и правдой ему Но вот какая не задача, покорённым оказался человек Теперь слуга того, что породил недавно, в прошлый век И вот разобран на запчасти, теперь он раб, механик и монах Он в жертву роботу приносит веру, боль, свободу, страх
german: Я просто робототехник....такая лира привычна для меня.... Я не забываю...я архивирую и теряю пароль Некоторые люди похожи на роботов...и тогда неясно кто кого породил Также со злом...толи зло человека....толи человек зло... Дитрих ты жалеешь о войне ????
german: Да бывает такое....у меня стих старик был....Я действительно в метро видел старика со стеклянными глазами, с пустыми...он на меня посмотрел, сквозь меня....Стало жутко....
Dietrich: Не заботься о зомби. Они будут уничтожены нашей тяжелой техникой… Подумай только о том, что бы самому не стать зомби или биомонстром…
german: Уж не зомби я боюсь, я боюсь пустоты....Кстати мой любимый поэт - Лермонтов
Dietrich: Сказка. Самолет, современный, удобный, огромный. Я у самого иллюминатора. Страшно хочется курить, пачка в кармане, и это расстраивает меня еще сильнее. Я нервничаю, кажется, что-то не так с машиной. Возле меня сидит человек, лет сорока, и непрерывно рассказывает мне какой то бред о строительной технике. Узнав, что я архитектор он вздумал, что мне интересны карьерные экскаваторы и другие строительные монстры. Но мне не интересно, я чувствую какую то беду, пью коньяк из принесенной стюардессой маленькой бутылки и очень хочу курить. Когда левая турбина самолета вдруг начинает гореть, я уже не удивляюсь, одеваю кислородную маску и пристегиваюсь. Мои нервы давно отлажены так, что я волнуюсь только под гнетом неизвестности, когда же ситуация ясна, я обычно действую. Но что я могу сделать в этом случае? Мой сосед паникует, что-то кричит. Я сделал музыку в наушниках громче. Мы упали. От сильного удара я потерял сознание. Машина перекувыркнулась и замерла в песке. Жуткое искалеченное тело, утратившее крылья и всякое сходство с тем аппаратом, в который я садился несколько часов назад. Не знаю, как так случилось, какие силы были на моей стороне, но я вдруг, понял, что цел и невредим. Самолет горел, и открыв глаза, я не сразу смог сориентироваться, казалось целую вечность я отстегивал несчастный ремень и выбирался сквозь завесу дыма, полагаясь только на интуицию. Когда же я отдышался, лежа на раскаленном песке и слабо веря в происходящее, увидел, своего соседа, что сидел, сгорбившись, неподалеку. Пустыня, огромная, настоящая. Барханы песка, в закатном свете они выглядят несколько мрачновато и хотя небо еще яркое, вспоминается -солнце на юге садится быстро. Мой сосед заметил меня, раньше чем я успел подняться. По бесчисленному количеству вопросов, которыми он меня засыпал, я понял, что с ним истерика. Я веду себя флегматично, и даже не желаю тратить силы на утешение этого несчастного. Стараюсь придумать как выбраться отсюда, но, увы, ничего не приходит, кроме страшных историй об умерших в пустыне без пищи и воды. Наверное, нас будут искать? Мой товарищ по несчастью оставил, наконец, меня в покое и бегает теперь возле останков самолета. - Нашел! Вдруг кричит он. И бежит ко мне. Слиток золота, неровный, напоминающий детскую ножку, видимо очень тяжелый, потому что бывший сосед, тащит его пригнувшись. Я удивляюсь и даже встаю с песка. - Давай выберемся отсюда! И я награжу тебя! Помоги мне спастись! И ты разбогатеешь! Я не слушаю его болтовни, я смотрю в небо, оно потемнело слишком быстро. Песчаная буря закрывает солнце и гребнем нависает над нами. Вдруг в этой туче я различаю лицо. Я так и стою, разглядывая этот изменчивый образ. - Здравствуй. Говорю я тихо лику песчаной бури. Буря обращает на меня взор. - Ты знаешь, кто я? Говорит мне буря, шелестящим голосом сухого ветра. - Смерть моя? Отвечаю я глухо, и чувствую, как от страха начинает бешено стучать в висках. - Нет! Говорит буря, я Дьявол. Я хозяин реальности, князь материи и пространства. - Здравствуй Дьявол… Говорю я, я, думал дьявол, он как-то иначе. - Как же? Буря опускается рядом со мной, и песок формирует до боли знакомый силуэт. Я видел этого человека, но где? Ах да, в зеркале. На счастье я вспоминаю про сигареты. - Ты куришь? Дьявол удивляется, но берет текучими, песчаными пальцами тонкую, белую палочку сигареты. Мы курим, я разглядываю Дьявола, а он постоянно меняется, будто рябь быстрых облаков по воде, бегут по его лицу чужие облики. - Знаешь, вдруг говорит Дьявол, когда-то Отец души, как вы называете его - Бог, отдал мне этот мир. Что бы я владел им, берег его. И он пускается в трудно понятные мне объяснения. Из этих объяснений я уяснил очень немногое, например то, что в этой пустыне есть золото. Огромное его количество, и это символ материи этого мира. Солнечный свет, заключенный в плоть. И что подобное было по всему миру, но люди падки до блестящего и теперь «опоры» разграблены. А мир, при нарушении этого баланса, может кануть в небытие. Он приводит мне тысячи примеров, и я очень с ним согласен. Мы курим, я курю пятую сигарету подряд, а та, что в руках моего собеседника только тлеет, но, кажется, она может тлеть вечно и никогда не закончится. Мы разговариваем, я по прежнему мало что понимаю из его историй, только, пожалуй то, что зло придумали люди и продолжают совершенствовать свое изобретение. И понимаю, что во всех великих книгах, есть доля истины, но сильно искаженной. Еще, что древние египтяне, пытались усилить влияние «золотой опоры» превратив ее в произведение искусства и заключив в пирамиды, а когда гробницы были разграблены, баланс нарушился. Вновь подбегает бизнесмен, волоча слиток. Он не видит Дьявола и не слышит его речей, человек вновь рассказывает, что озолотит меня. Интересно как он собирается это сделать? Неужели он не понимает, что я точно так же как и он пойман. И мое спокойствие, не спокойствие вовсе, а просто я пока не вижу выхода. - Дай сюда! Говорю я ему. – Я посмотрю, что за штуку ты носишь, возможно, это фальшивка. Он нехотя протягивает мне тяжелый сияющий слиток. Тяжелый, даже для меня. И вдруг, неожиданно для самого себя, я бью своего бывшего соседа в висок, этой золотой дубиной. Бью не слишком сильно, но достаточно, что бы он упал на песок без чувств. - Значит, говорю я, не все сокровища стоит находить? Дьявол кивает, кажется, я вижу любопытство в его глазах. - Я не смогу закопать это глубоко. Я отхожу чуть в сторону и укладываю слиток в сыпучий грунт. - Не страшно, буря закопает достаточно. И он исчезает. Я остаюсь в пустыне рядом с оглушенным человеком и разбитой машиной. В пачке всего две сигареты. Самолет. Я смотрю в иллюминатор, под крылом бегут облака, где-то внизу пустыня. На пассажирском кресле рядом со мной человек без сознания, на левом виске его, кровоизлияние, от моего удара. Стюардесса разносит ужин.
german: Интересно...Но умозаключения дьявола бональны....живя тысячи лет он должен был быть полным превосходством знаний....
Eos: Даже если живешь тысячи лет, все равно солнце каждый раз восходит новое. И умозаключений там дъявол, по-моему, никаких не делал. А только объяснял физику в рамках школьной программы, да своего немножко добавил.
Dietrich: Danke! Eos! Я без тебя, верно пропаду. Разберут на запчасти и танк и танкиста. Ты мой ангел хранитель!
Dietrich: Meine Ehre heißt Treue! О небо спаси меня! Небо прости! Безумие каплет сквозь стенки сознанья! А бред в соответствии будет расти, Теплу и бессмысленности расцветанью! Ах небо! О ангел мой! Где же ты есть! Мой разум и воля в смятении бегут. И вскоре порвется смирения жгут. Приди и спаси мою верность и честь.
german: Я множусь каждый день уж много лет...а через тыщу.....я уже наука, я уже секрет
Dietrich: Ты как раз вовремя. Я самое пугливое в мире приведение с мотором...
Eos: Кстати, в югэн такие вещи - разные грани бытия - очень даже классно рассматриваются. Все просто, просто этого простого много. А у меня вот еще что есть: Все пройдет, переменится ветер, Бросит пригоршню пыли в лицо... Я хотела понять все на свете, А нашла только феи кольцо. Потемневшее тускло мерцает Под сиянием полной луны. Истин в жизни с избытком хватает, Только больше они не нужны.
Dietrich: А я был в тех краях, даже дальше, Где нет смерти, и птицы поют, Там нет истин, нет в прочем и фальши. И деревья там вымысел пьют. Там нет времени, нет и сомнений, Там луна видит солнечный свет. Я принес для тебя украшенье, Из страны этой - хрупкий браслет. Он как раз для руки твоей кован, Он не будет мешать тебе петь, Был мой труден поход и рискован, Но о нем я не смею жалеть. Посмотри, нет отныне печали, И по венам бежит волшебство, Здесь все так, как когда-то желали, Как диктует твое торжество.
Кирстен: Dietrich пишет: А я был в тех краях, даже дальше, Где нет смерти, и птицы поют, Там нет истин, нет в прочем и фальши. И деревья там вымысел пьют. Там нет времени, нет и сомнений, Там луна видит солнечный свет. Я принес для тебя украшенье, Из страны этой - хрупкий браслет. Он как раз для руки твоей кован, Он не будет мешать тебе петь, Был мой труден поход и рискован, Но о нем я не смею жалеть. Посмотри, нет отныне печали, И по венам бежит волшебство, Здесь все так, как когда-то желали, Как диктует твое торжество. мне ритм очень понравился.
Eos:
Eos: Падают капли дождя На мои обнаженные плечи. Стекают по рукам, собираются в ладонях. А если запрокинуть голову, То дождь смоет с лица косметику, Тоску, боль, печаль… Я ждала долго, И старый шаман Исполнил танец дождя, Открывая небо для меня.
Dietrich: Гумилев. Лучшие традиции Рильке и Гумилева. Послушай далеко на озере Чад, изысканный бродит жираф.
Eos: Этот хрупкий браслет как раз для руки моей кован...
Dietrich: Ein letzen Tag… Как известно, Некромантия - наука запрещенная. Хотя когда-то давно ее даже преподавали в школах. Практиковались, конечно, на животных, растениях. И это входило в обязательную магическую программу. И, конечно, были рекомендации по использованию, отношение к мертвым… Но как-то раз, к одному из великих явились высшие, - говорят, сама Тьяна.… И объяснила очень подробно, что ее Создатели задумывали все иначе. И вы, маги, сейчас нарушаете весь ход вещей, потому что люди и даже животные живут не один раз.… И вот, когда вы возвращаете героя, который умер лет семьсот назад, вы нарушаете весь узор, - и посоветовала внимательнее относиться к своим действиям, ну хотя бы думать над тем, что делаете… Вобщем, никто ничего не понял. Но великие сразу же запретили всю линию этой науки, а на самих некромантов начались гонения. Это выгодно использовали правители, даже были народные восстания, и уже никому не было дела до того, что когда-то сама Тьяна объясняла первому некроманту эту науку. Рассказывала, что они, высшие, могут только разрешать возвращения, но возвращать должны сами люди, возвращать своих любимых, потому что в ВЕЛИКОМ ГОБЕЛЕНЕ тоже случаются ошибки, и нити иногда рвутся, - и, собственно, просто очень важно точно знать, зачем тебе нужен именно этот человек. Но события случились, и некромантия попала под запрет. Конечно, постепенно знания были утеряны, и история обратилась в миф. В мире же осталось всего несколько волшебников и волшебниц, владевших этим знанием, о многих из них не людям, не великим магам ничего не было известно, зато их очень хорошо знали высшие существа. Другие были почти знаменитостями, гениями магических наук и пользовались таким авторитетом ,что было невозможно подумать о том ,что они нарушают закон. Но люди есть люди. И даже когда мир был молод и совсем огромен, людям было в нем тесно. И они воевали. Тогда некромантия не была еще запрещена, и все было поправимо. И великие герои древности были душой войны и рукой сражения. Они погибали, и их возвращали вновь. Конечно, это оставляло шрамы в их душах, конечно, был риск не вернуться. Многие, прожив славную недолгую жизнь, уходили сами. Бывало и наоборот, героя или волшебника убивали, - и не просто убивали, а калечили, или уничтожали его душу, саму его суть. Но это прошло. Люди сами отказались от огромной части своего волшебства, как позднее отказывали себе все в большем. Но в тот момент они лишь признали неотвратимость и непоправимость смерти. Хотя, это было не совсем так, и Тьяна могла только грустно качать головой, глядя как плачет над мертвым возлюбленным юная дева. Как сжав зубы, режет деревянную фигурку мальчишка, забившись в угол в чужом доме. По лицу ребенка бегут слезы, и он упорно вырезает из крепкого дерева фигурку всадника. Всадника, сгинувшего безвозвратно. А что она, Тьяна могла сделать? Войну придумали люди, - эту войну, войну друг с другом. Когда-то была великая война, когда-то, - но она была с Предпрошедшими. Они были созданы лишь для того, что бы люди осознали себя хозяевами. Осознали свою важность, сплотились… Но никто из Высоких не ожидал, что они затем будут воевать друг с другом. И не было никого из Высших, кто мог бы чувствовать и понимать войну. Этот мир был создан для людей и их история и выбор были их правом, но высшие созданы были для того, чтобы помогать и советовать, предостерегать, вести, плести узор судьбы. Но никто из них не умел чувствовать войны и понимать воинов, вдохновлять их и избавлять от преждевременной гибели. Раньше это было делом боевых магов, делом некромантов и жрецов. Но люди, все больше путали звезды с отражением в лужах… И войны их, становились все более разрушительными и кровопролитными, и бессмысленным жертвам лучших не было счета. И тогда высшие собрались и стали говорить меж собой. Собрались они на тихом безлюдном острове в светлом южном море, там жила только одна волшебница, что рада была таким гостям. Высшие собрались все, приняв свои искренние обличия. Здесь была Тьяна тихая и светлая, как осенний прозрачный день или свет от юной летней луны. Высшая, грустная и нежная, ведь это она приходила к тем, кому пора. Прекрасная хрупкая дева, желающая на прощание подарить легкий, беззвучный поцелуй - тому, чье имя отмечает теперь в списке. Утешить в том, что он теряет, - как путника перед долгой дорогой, или студента, что покидает родной городок, чтобы учится в столице. Чудесная, ясноглазая Тьяна, - та, чье имя люди всегда произносят, искажая изменившимся голосом. Тьяна - Смерть. Была здесь веселая зеленоглазая Барта, та, что всегда стремится бежать и собаки ее светлее и легче других гончих неба. Барта, вплетающая зелень в Гобелен. Дева, чьи поцелуи дарят жизнь и надежду. Рыжая веселая Барта, что так любит смех и охоту. Барта - Ткущая. Пришла и холодная гордая Асст. Асст Великолепная. Прекраснейшая и старшая. Та, что, живет на острове в северном море и вносит лучший порядок и изысканность в Гобелен, придумавшая снег, и Белого Дракона и научившая людей хорошим манерам. Придумавшая чаепития и вообще ритуалы и порядки. Жаль, что люди так все исказили. Асст - Ткущая Явилась и Скульд, мрачная и темная, с бледным узким лицом, глазами неясного цвета, цвета прелой старой листвы. Волосами темными и взъерошенными. Та, что учит людей любить хрупкие умирающие вещи и ценить прошедшее. Худая костлявая Дева, пугающая людей кошмарами и дарящая иногда светлые вещие сны. Она летает на своем Черном драконе, и учит людей чтить предков и правильно складывать погребальные костры. Дева, вплетающая паутину и прах в узоры великого Гобелена. Скульд – Ткущая. Приплыл в огромной ладье и Саон, добрый рокочущий Саон-великан, с волосами цвета песка на дне теплого моря. Муж с обветренной красной кожей, что вечно скитается по волнам и говорит с рыбами. Это он учит людей дышать морем и быть благодарными тварям, отдающим свою плоть для пищи. Саон, трубящий в Рог Моря. Саон – Плывущий. Прилетел в упряжке из черных орлов и юный Танез. Танез неугомонный. Научивший людей луку и стрелам. Юноша-поэт, вспыльчивый и гонящий тучи. Юноша, играющий на всех музыкальных инструментах. Темноволосый, голубоглазый, загорелый, язвительный и мечтательный. Танез - Звучащий. И приехал на огромном красном быке с чудесными золотыми рогами Рааст. Величественный, медлительный, улыбчивый и широкоплечий. Научивший людей сеять и жать зерно, пить брагу и лелеять виноградники. Рааст добрый, надежный и верный. Рааст – возделывающий. Вот тогда все семеро собрались и стали совещаться как им дальше следить за этим миром если есть в нем новая суть им Высшим неясная. Они не пригласили никого из своих Верных. А собраться на этом острове было решено оттого, что очень уж сильно просил этого Саон. Так как волшебница была из его Верных. Она была творением его стихии и его женой. Он не переставал восхищаться ею и ценил ее помощь и советы. И хотя, соткана она была из сути его стихии, он постоянно видел в ней новые черты и качества. Как в вечно изменчивом море. Но и Шаальеентартенвальвиг так же не должна была присутствовать, да и не было у нее такого желания, думать о сути войны. Долго смотрели друг на друга Высшие. Долго чертили узоры на крупном белом песке, а потом поняли, что выбор нужно сделать, но не из Верных выбирать, так как суть верных – стихии, и есть в них не больше чем в стихиях, и не иначе, чем Высшие видят сами. Нет, выбор пасть должен на человека - войну понимающего и войны вдохнувшего. И тогда стали они перебирать нити ныне живущих воинов, но не было среди них никого подобающего. Тогда обратили они взоры в прошедшее, но и там, среди сотен и сотен отважных воителей никого не было. Хотя были они прекрасны и храбры и знали теорию тактики и практику умерщвления, но не было во многих из них чести, или гордыня была слишком велика. Или же не было милосердия и тогда не могли бы они решать, как сохранить жизнь воюющего. Ведь милосердие, здравый смысл и честь, должны направлять руку высшего существа. Обратили они тогда свой взор в зрелое время мира, туда, где не было уже у людей волшебства. И там увидели они великую войну. Одну из великих войн, в которых люди все лучше и лучше умеют убивать друг друга. И там то среди крепких, путаных узлов, свитых из тонких нитей человеческих судеб, они, наконец, нашли то, что искали. Нашли и удивились. Это лишь, кажется, что высшие знают наперед все и вся. И история неизменна и мертва. Это не совсем так. Ткущие плетут свой узор, и ткут его во все времена, изменяя и доделывая, иногда распуская часть своей работы, иногда дополняя и усложняя. Когда искали они Высшего, что был бы волей войны, - искали его суть. Хотя никто из них сути войны не ведал. Но, перед тем как искать, обратились они к структуре сущего. К высшему порядку. И Космос дал им знание. Дал понятие, какую душу и суть должны они найти. И они искали. И найдя, удивились. Так как сутью войны была юная дама. И смерть свою видела она через пробитое стекло кабины 110 Мессершмита. И в этот миг была она именно тем, и именно так. Медленно разворачиваясь, шел на нее як. Другой, же находясь чуть выше, висел на хвосте. Это был патруль. Они, конечно не должны были его встретить. Но они вышли из графика. А Советские отчего то взлетели пораньше. Номер два Хаген, уже горел, рассыпаясь в воздухе. Номер два унес собой пятого из патруля. Номер два повредил четвертого. Но, увы, третий разрезал очередью сзади его кабину, зацепил бак. Очередь, шла слева на право и вероятно к моменту взрыва в кабине уже никого не оставалось в живых. Хелейн вывела из строя четвертого, просто убив пилота Советов, самолет еще продолжил движение, а потом как-то дернулся и начал, кренясь на левое крыло, уходить в пике. Она всегда их считала, или давала имена. В этот раз все случилось неожиданно, они просто вывернули из облака, идя четким и гордым строем, но сразу рассыпались в атаке. И вот, пока она ловила третьего, пока стригла ему хвостовое оперение, случилось худшее. Они убили Мартина. И поняла она это не сразу. Лишь невыполненное, - убрать объект на пять двадцать… Тишина. Хвостовой пулемет молчал. Ветер пел в поврежденной кабине. Она не слышала ветер. Она видела чужую машину впереди и знала, что хвост теперь беззащитен. Что же, - огонь и уклониться. Но маневр был не завершен, правый радиатор был уничтожен очередью тридцать седьмого, вероятно, калибра. Но вместе с радиатором пострадало и само крыло, его словно клюнула огромная хищная птица. Машина стала заваливаться на раненое крыло, но пилот сумела выровнять его. Правый мотор, неумолимо перегреваясь, все еще работал. Выполнив поворот влево, она открыла огонь по первому самолету советов, царапнула кабину, прошила корпус яка. На этом, мотор, лишенный охлаждения, взорвался. Полыхнул беззаботно ярко. А потом взорвался бензобак, правый. Она закрыла глаза. Но. Мир замер. Она открыла глаза и увидела, как замерло все вокруг, как остановленный кадр учебного фильма. Только стекла плафона трепетали от вибрации воздуха. На целом еще, левом крыле балансировал юноша. Темноволосый, с ярко синими глазами. Юноша, в сияющих доспехах напоминавших римские или греческие. Она не удивилась. Когда у тебя взрывается двигатель и затем бензобак, когда ты последняя из славной тройки охотников, то мальчик на твоем крыле - сошедший с серебристой колесницы, запряженной огромными орлами, - удивить тебя уже не может. Она открыла плафон, повинуясь его приглашению. Ее трясло, как в лихорадке, - и, едва поднявшись, она вновь опустилась в свое кресло. Он понял, нагнулся, взял ее на руки и, шагая по воздуху, перенес в колесницу. -Простите, госпожа, что так долго. «У него очень красивый голос. Спокойный бархатный»... - Вы поете?- спросила она. -Да. Это я придумал сочинять песни и стихи. - Здорово, я тоже люблю петь. Она находилась в состоянии сильнейшего шока, и происходящее казалось ей сном, или самолеты и война были сном. Юноша же, казался абсолютно реальным и не исчезал. Время вновь пошло. Ее самолет вспыхнул и рассыпался дерзкими игривыми огнями. Она удостоила свою машину укоризненным взглядом. И стала рассматривать орнамент правого крыла серебристой колесницы. Юноша, обнимая, поддерживал ее. В колеснице не было скамьи, Танез презирал всякий комфорт. - Потерпите госпожа, здесь недалеко. - Угу.... - Сказала она. - У вас очень красивые птицы, и еще они живые… Потом, она внимательно слушала объяснения Высших. Каждый приводил свои аргументы. Она кивала. Сидела на белом песке и чертила узоры пальцем. - У вас есть шоколад? Нет? И вы о нем даже не знаете? Это грустно. Мой остался в кабине, голова болит. Думала, все кончилось, так вот раз, и так глупо. -Умирать, вообще глупо. - Подтвердила Тьяна. - А если я не справлюсь? Понятно, вариантов нет. Я тут такая единственная и неповторимая. – Она иронично улыбалась. - И вы объясните мне структуру Гобелена? Структуру Сущего? Они кивали. - Суть - чума, война, паника? Они кивали. Только Скульд криво усмехнувшись, сказала, что люди и без того умеют бояться. - И вариантов у меня нет, то есть я могу отказаться и умереть, но это будет побегом, и все будет не так? Они кивали. - Спой мне, ты обещал... Танез улыбнулся своей открытой мечтательной улыбкой, достал из воздуха большую, из почерневшего серебра арфу и запел. Он пел о смерти, полетах, орнаменте, о цвете закатного солнца, о рыщущей в море ладье, еще помнящий удары шторма. Он собирал прозрачные образы, как цветные блики витражей и вновь отпускал их таять в пространстве. Он сам был очарован своей сказкой. Все слушали замерев. А она ковыряла пальцем белый песок, - и темно-рыжие волосы, отливая красным, красиво лежали на серой летной форме. Она склонила голову, что бы лучше рассмотреть песчинки и увидела маленький влажный кратер появившийся на сверкающей поверхности. – Я плачу. Мертвые не плачут. Значит, я не умерла.
Dietrich: Проклятье! Менталитет! Я просто желаю показать мир со всех сторон! Ну как люди вообще могут, так себя вести? Вот опять! Я рассказываю сказку про волшебство, а мне говорят о войне. Но ведь она была! Что я могу с этим сделать? Застрелиться? Ведь не поможет… Я очень стараюсь рассказать, что этот мир куда более значим…
Chandra: Dietrich пишет: Я очень стараюсь рассказать, что этот мир куда более значим… и здорово!
Dietrich: Uwe Nolte Dann… Du bist nicht fromm und weise. Längst fremd ist dir dein Land – Nur Sagen raunen leise, Was dich mit ihm verband. Nicht Hirt folgst du, noch Herde, Reich ist dein Geist an Wehr, Doch fällt der Gang zur Erde Dir, letztem Goten, schwer. Du traurigster Gesandter Aus Thules Paradies, Schleppst dich wie Rilkes Panther Durchs irdische Verließ. Doch manchmal blitzt ein reiner Gedanke auf dich zu - Dann bist du leicht wie keiner Sonst sein kann – außer du. Dann steht der Kosmos offen; Du tanzt im Ätherschaum, Bis, fern von allem Hoffen, Zerstieben Zeit und Raum. Du fliegst, feind jeder Schwere, Gelockt vom Nornenruf, Im Hagalsturm der Speere Zum Fuße des Vesuv. Dann sehrt dich kein Ermatten. Im Wetter der Gefahr Bringst du der Kriegerschatten Phalanx Gesänge dar. Du singst und singst für Sterne, Die lange schon verweht, Bis deines Traumes Ferne Dir spendet Gold und Met Dann feierst du die Feste, Die dir gebühren, dann Bist du das Allerbeste, Was je ein Mann sein kann; Ein Felsen, bar der Klage, Dem Schwarzen Teja gleich Ein Raunen schöner Sage - Ein König ohne Reich. Все равно, весьма вольный перевод, не отображающий всей глубины. Знающие германский, надеюсь, меня простят за искажение этих чудесных стихов а не знающие хотя бы получат представление. Итак … Не так и не отсюда, Давно далек тебе твой мир. Лишь сказок тихий шепот, Все, что связывает тебя с ним. Не следуешь ты ни пастуху ни стаду, Великолепен твой дух в обороне, И в твоем приходе на землю, Тяжесть последних богов. Ты грустный посланец Тульского парадиза* Влекомый, как пантера Рильке, через бытие смертных. Но, иногда, сверкает ясно для тебя мысль, Что ты легче прочих. Так и есть. И тогда космос открыт, И ты танцуешь в пространстве Вдали от других мечтаний, Дробя расстояние и время. Летишь, враг всякой тяжести, Прельщен зовом норн. В буре града копий* (второе значение войско) К подножию Везувия, И нет тебе усталости В далеком твоем путешествии. Приносишь ты тени воинов, Песней фаланг*. (построение фалангами) И ты поешь и поешь для звезд, Так долго, пока возможно. Пока дали твоих мечтаний Жертвуют тебе золото и мед. Тогда празднуй первенство Твоего рождения, как ты лучше, Чем можно себе представить. Но бес сомнений, скорбь, Равно, как черная Тея, Шепот старинных сказок - Король без королевства. *( Тула это волшебная страна, за морем, Парадиз соответственно рай)
Eos: Dietrich пишет: Du bist nicht fromm und weise. Längst fremd ist dir dein Land – Затерявшийся в вечности странник, Где твоя Родина?
Dietrich: Только вот зачем ему дом? Только вот зачем ему день? Ведь он болен тьмой и огнем, В замкнутости выцветших стен. Только вот зачем волшебство, Если только шрамы и бред? Он неимоверно жесток Сам к себе в последний рассвет.
Eos: Дитрих, я ведь говорила про свой менталитет. И объяснила, почему сказка отошла на второй план у меня. А появилось ощущение. Если я буду говорить неправду, как мы тогда будем общаться?
Dietrich: Разбивать сознанье на части. Разбирать осколки на память. Там, где небо сумерки красят В дымном шлейфе «Мессером» падать. Небылица, друг, небылица. Нам вернуться домой с победой. Спи спокойно…Тебе приснится, Как твой враг будет падать следом.
Eos: Война с другой стороны... Менталитет... Когда прошивается кабина русского летчика - как будто пули входят в меня. И от этого никуда не деться, Дитрих. И идея произведения сразу отходит на второй план. Ничего не поделаешь..
Alex: Eos пишет: Война с другой стороны... Менталитет... Когда прошивается кабина русского летчика - как будто пули входят в меня. И от этого никуда не деться, Дитрих. И идея произведения сразу отходит на второй план. Ничего не поделаешь.. Эос... ( Я, кстати, поправила сказку. В ней теперь нет ошибок, но на мой взгляд, она осталась тяжеловатой, сырой немного) Мой отец - был военным летчиком. И он как то сказал , что в той войне выжили те, кто не испытывал ненависти, а рассматривал бой, как тактическую задачу. Отдавая себе отчет в том, что во вражеской кабине такой же пилот, выполняющий приказ. И речь только о том, кто виртуознее. На войне ЛЮДИ убивают друг друга. Но это люди. А политических тенетах как раз таки сидят звери, что с той, что с другой стороны. А мы что в Афгане делали столько лет? А американцы в Ираке? Я не терплю фашизм. Как идеологию. Но это политика, а не война. Дитрих, чья мифологическая традиция ( конструкция) в сказке, простите мою тупость... ?
Chandra: Кто же нашептал вам эти сказки, милый Дитрих?
Dietrich: Это Уве Нолте стихи! Или вам не нравится перевод?
Chandra: Я не могу судить о переводе, потому что не владею языком. Но мне понятен высокий романтизм. Я подумала на этого поэта, но не была уверена. В вашем тексте надо разобраться со знаками препинания. Они расставлены неверно и это несколько мешает восприятию.
Dietrich: О! вы знакомы с его творчеством? Это очень радует! Знаки исправлю. Никогда не знаю как с ними быть. Спасибо!
Chandra: Нет, Дитрих, я знаю только имя и то, что вы его рисовали.Ну ещё, что это тёмный фолк или рок, мой знакомый мальчик слушает это.
Dietrich: Уве мой хороший друг. И видимо, у вас очень замечательный сосед. Раз знаком с этой чудесной музыкой, которая даже в Германии не очень распространена. Так что ура! Если никто не против, я выложу еще несколько его стихов с переводами. Постараюсь причесать знаки. Есть много современных поэтов, которых стоит читать.
Кирстен: Разбивать сознанье на части. Разбирать осколки на память. Там, где небо сумерки красят - В дымном шлейфе «Мессером» падать. Небылица, друг, небылица. Нам вернуться домой с победой. Спи спокойно…И ночью приснится, Как твой враг падает следом. мне кажется так лучше. Как вариация, чтобы ритм не ломался. Просто один из вариантов.
Dietrich: У мертвых не случается ночи или дня. У мертвых не случается слез а так же мертвые не курят. В твоем варианте потерян смысл, и страдает ритм. Увы.
Кирстен: ммм...простите
Dietrich: Итак, голова моя мне не друг. Голова моя мне – ура! Небо, солнце, звезды вокруг. Голова теперь не вчера. Голова - ушами махать. Голова -хвостом шелестеть. Голова! Не стоит летать! Слишком низко ставится сеть. )) не страшно!))
Chandra:
Dietrich: 5.4.08j. Плоть - она прекрасно горит, Дым - он тошнотворен на вкус. А у мертвых праздничный вид И я рассмеяться боюсь. Что бы кожа не расползлась На моих застывших губах, Вам и только вам - эта власть Заточить меня в облаках. Пепел, он как облако, сер. Вздох, он как цветок от стебля. И изломан верный Gewehr* ( Гевер – с нем.оружие, автомат.) Да и тот, кто мог бы стрелять. А весна - она для добра. И цвести должны бы сады. Очень жаль, пожар был вчера. Перевел цветочки на дым. Дамам шляпки стоит носить, Дамам полагается петь. Жаль, тебе меня не простить, Только если в небо смотреть. Плоть - она прекрасно горит. Пламя очень ласковый зверь. Так кому-то с ветром в зенит Покидать усталую твердь.
Alex: Дитрих, можно я возьму на себя функцию редактора? Мне так нравится все, но грамм. ошибки и запятые приводят меня в неистовство. А? Вы даже не заметите моих прикосновений...
Dietrich: Heil! О, я буду счастлив! Мне будет очень приятно! Спасибо!
Alex: Постепенно поправлю все. Бывает страшно прикасаться к авторской интонации. Иногда явная ошибка, но ее исправление что то нарушит, очень хрупкое.. Я не буду торопиться.
Dietrich: Danke!
Eos: Ну, в ощущениях я уже передала, да? Я хочу, чтобы романтизм в этой сказке сквозил, так сказать, стопроцентный, с теми ощущениями, которые хотел передать автор. Без тех косяков, которые возникают в ощущениях читающего. Отступим от романтической и красивой сказки. Теперь о войне. Все не так однозначно. Война пронизана уродством от начала до конца. Сверху донизу. И есть там сильнейшие примеры проявления человеческого духа. И человеческой низости. И нечеловеческой низости. Можно говорить о приказах. Нельзя забывать о другом. О зверствах, порождаемых безнаказанностью. Творимых людьми вне зависимости от приказов. Не будем продолжать, или дальше? Человеческий фактор никогда нельзя забывать в дебатах. В Афгане никогда не было мира. И не будет.Что с нами, что без нас. Это раз. И мальчикам нашим головы там резали будь здоров - это два. Это не значит, что я оправдываю кого-то или чего-то. Нельзя обобщать такие вещи. Я вообще за свободу коренного населения Америки - индейцев!
Alex: Проблемы нанайского народа - это проблемы нанайского народа Да , Эос. Продолжать не будем. Безнаказанность - это как раз у той кучки, которая возомнила себя пупом мира. Политика - самая отвратительная наука. Религия - самая нужная, поскольку она знакомит человека со Вселенной и с его местом в ней.
Dietrich: Конструкция мифологическая – моя. Это эклектика скандинавских представлений и еще каких то. У меня степень бакалавра по искусствоведению и мифологию я люблю и немного знаю, поэтому в моей сказке и родилась такая безумная конструкция. Вообще Alex абсолютно права, точнее прав ее отец: эмоции, они нужны для себя, и нужны потом. Для того что бы их выразить, потом, и есть творчество, алкоголь и прочие элементы жизни. Солдаты, выполняющие политические задачи, это всего лишь исполнители - инструмент. Только и всего. Что они при этом чувствуют, мало кого волнует. Солдат не спрашивают, хотят ли они умирать, для этого и существует агитация и чувство патриотизма, что бы хотели. Много уловок. Расовые теории и другое общечеловеческое благо. Вспомните, как у Стругацких - «Счастье, всем даром и пусть никто не уйдет обиженным», это из «Пикник на обочине». Мой друг, обычно, не договаривает фразу, заканчивает на «не уйдет»… Про сказку. Это глава из середины довольно большей повести. И корректироваться она будет, думаю, еще не раз… Просто там, про Ткущих гобелен, и это несколько связалось у меня, со стихотворением про ножнички у Eos. А сказка страшная и жесткая, даже не знаю, смогут ли ее читать нормальные люди. Да и нужна ли она им.? Допишу, узнаем… А моя небольшая прогулка на велосипеде, обернулась поездкой на дачу к друзьям. Точнее, на дачу родителей друзей. Где мня и использовали по назначению, то есть, как жгущее - выламывающий инструмент. Мной убирали сад после зимы. Дача, в очень красивом месте за рекой Волга. Я обветрил лицо, натер на ладонях мозоли и оцарапал нос, сильно. Теперь совсем счастлив. Весна… Еще, мне показали военное кладбище за деревней, там, в этой деревне работали военнопленные, как мне объяснили, строили дорогу и что то делали в каменоломнях, наверное, добывали камень… На могилах очень тихо. Посидел, покурил. Весной, очень хочется жить.
Chandra: Дитрих,а вы не здесь были ? http://ultrafiolet.forum24.ru/?1-13-0-00000002-000-0-0-1203800900
Dietrich: Нет. Кажется, это несколько дальше, там музей. Правда, он не работал, и я в него не попал. А! и еще страшный крест на горе, железный…
Eos: Война войной, Дитрих, это понятно, это приказы и их выполнение. Шахматная доска и фигуры. Это одна сторона войны. Другая сторона такова. Пример, когда немецкий офицер отдает свой паек голодным русским детям. Пример, когда русского ребенка на потеху бросают в костер - повеселиться. Я говорю об этой стороне войны. О личности человека в войне. Одно дело - когда идешь в бой и знаешь, что либо убьешь ты, либо убьют тебя, вот и весь выбор. И пока не будет победы, все это не закончится. А другое дело - что делает человек, когда нет нужды стрелять во врага. Ведь тот воин, кто уважает своего врага, по-моему, так.
Eos: Dietrich пишет: Мой Бог похож на ребенка, Тише...тише..звук неслышный, Колыбельный. Баю-бай...роса упала, Баю-бай...наступит вечер. Спи, ребенок, спи, мой нежный. К нам придут другие мысли Вместе с утренней прохладой. Раньше времени тревожить Их не надо, нет, не надо, Может, с утренней звездою Всё погаснет, не родившись, Или счастье взглянет, С неба опустившись.
Chandra: Поняла,где вы были. Ширяево.Далеко.Кроме Ширяева музея нигде нет больше
Dietrich: Наверное, точно. А почему нет больше музеев? Вообще очень странная система туризма. Мне объясняли, мне не понравилось. Там ведь, заповедник…Так грязно не должно быть на территории заповедника, а еще там свалка мусора возле того места где могилы. В руины промышленных зданий сваливают теперь мусор, а рядом таблица - территория заповедника. Tja. Я расстроен этим. Там очень много волшебства в этом месте. Неужели никак нельзя изменить систему вывоза мусора?
Chandra: Dietrich, это беда всех заволжских деревень.Лично наша семья участвовала в прошлом году в организации цивильной свалки на Гавриловой поляне .Туризм губит всё, козы жрут банки из-под кока-колы и помирают.. А именно Ширяево я не люблю.Давно перестала туда ездить. Летом пыльно и мало садов.Горы хороши конечно,оттуда можно по горам пройти на Гаврилову поляну. А на заре своей юности я участвовала в создании ширяевского музея Репина и ещё музея Скитальца ( поэта) и провела там много времени.Но тогда это не было туристическое место , с тех пор многое изменилось. Однако на велосипеде это очень далёкий поход, через ГЭС
Dietrich: Нет! Я бы этого не пережил, наверное, нет на пароме через реку и потом через перевал. Ужасно грязно! Отмывал велосипед очень долго. Мне показалось Ширяево весьма симпатичным местом. Выжечь бы половину домов и построить там замок… ( С мечтательной улыбкой на обветренной красной морде) И не пускать туристов. ( у меня очень хорошее настроение, я так шучу.) На самом деле, все дома выжечь и никого не пускать, пусть будет лес…
Chandra: Ахха, паром только пошёл первый, а вы уж тут как тут, ребята! Молодцы!
Dietrich: Нет! первый был в прошлые выходные! ОНИ БЕЗ МЕНЯ ЕЗДИЛИ! А в эти решили меня помучать!
Eos: Это я к тому, что война бывает разная. И война - это всегда плохо. Это всегда горе матерей. И разрушенные города. И голод. Беззащитность.
Dietrich: Ох. Дамы! Весна! Цветы… А вы, про войну. Голова у меня болит, перегрелся на солнце вчера. Принес цветов… Конечно, сорвать я их не смел. Очень не люблю мертвые цветы. На Германском подснежник – «снежныыйколокольчик» - «Schneeglöckchen». По моему, очень на колокольчик похоже и пушистый как Эдельвайс - альпийский цветок, «благороднобелый» - „ Edelweiß“. За детей в костре отдавали под трибунал, и офицер мог за это расстрелять на месте. Правда офицеры иногда пьют и сходят с ума… Не буду с вами делиться своим безумием больше, вы становитесь агрессивны и я пугаюсь и могу удрать…
Chandra: Эй! Давайте о прекрасном! У нас лучезарный форум, в конце концов!
Dietrich: Я не мог этого не сделать… Эта бабочка, разбудила меня на той самой даче, она билась крыльями о стекло и не могла выбраться, решетки стоят изнутри.. От людей. Скажите, как такие большие бабочки попадают в дом? Мне пришлось ее спасать, вообще за день я спас 4 штуки… И невероятное количество мух и жуков из дома, спас от тщетного существования… Нет! Бабочек я отпустил…!!!
Eos: Dietrich пишет: вы становитесь агрессивны и я пугаюсь Дитрих! Если бы ты видел этого агрессора в натуральную величину! (меня) Метр с кепкой. Очень смешной получается агрессор.
Eos: Какие нежные и трогательные фотографии! А цветок как-будто светится, иллюзия свечения. Нежность.
Dietrich: - Друг механик! Посмотри! Что у панциря внутри? - Там пространства нет и света, там темно, зимой и летом.. - Друг механик, посмотри, что там у меня внутри? - Там нет легких, сердца нет, только кожа и скелет. - Друг механик, посмотри, что там пламенем горит? Что там может загореться, если нет в машине сердца… - Это, друг, твоя душа, полыхает не спеша… Это радость и надежда, и любовь что пала прежде, И истлела той зимой, весь боекомплект чумной. - Друг механик, подожди, Что так адски дребезжит? - Это страх твой и беда, зря приехал ты сюда…
Eos: ОЙ. раз приехал, значит, не зря.
Dietrich: Я знал одного господина, был он ростом невысок… Да многие известные господа, не отличались габаритами… Поэтому, не бейте меня пожалуйста… Я не то чтобы хороший, или не в чем не виноват… Просто не хочу, что бы меня били. Кто тогда вам принесет сон- траву?
Eos: Дитрих, какая нежность - эти первые цветы... меня даже хомячки не пугаются а Дитрихи тем более не должны бояться
Dietrich: Специально охотился за цветами. Они убегали…
Chandra: Ой, какие красивые снимки! Такие трогательные!!Мечта моя сон-трава, она оказывается рядом ,на горе. Просто я в это время там не была , на горе. Наконец достроим дом и я всё это буду видеть своими глазами каждый апрель!
Eos: Я тут сижу как дура в сугробах.... И мороз от 20 до 30 градусов гуляет. Но! В конце мая будет таять снег. Пайду в картинку к цветам и буду там жить!
Eos: Какие вы счастливые! Такие запахи там! а у нас только... Запах снега и мороза - запах зим. Хрусталем застывший воздух недвижим. От метели до капели жить и жить, снежной бабе каруселики крутить...
german: Дитрих, вы на войне научились видеть хрупкость жизни ??? Все изображения кажутся хрупкими, красивыми и беззащитными .
Dietrich: Моя подруга, говорит так: «Человек, такая штука, если в него выстрелить, польется кровь. Врожденная аллергия на свинец.» Мир, очень хрупкая вещ и это важно видеть.
Кирстен: ....окутанное дымкой рассвета...
Dietrich: Точки соприкосновенья, Растяженье и скольженье, Измененье - отторженье. Верность - неповиновенье. Я люблю твое сиянье! Я люблю твое свеченье, Через толщу льда и мщенья, Всплывшие воспоминанья… Если зеркало ответит, Если вечность улыбнется, То в твой дом любовь вернется, И тебя слезами встретит. А на карте - исчисленья. А на карте лишь заданья, Наша гордость и страданье. Смерть, что стоит промедленья. Точки летоотсеченья, Расчлененье, прогорание, И с осколками паденье. В тайный танец и увяданья.
Chandra: Если зеркало ответит, Если вечность улыбнется, - вот это замечательные строчки! Просто вокруг них можно кружить и вальсировать.
Dietrich: Спасибо! Очень ценю вашу похвалу. Мои стихи и прозу нужно очень сильно редактировать. У меня это очень слабо получается, но буду стараться. Было бы что редактировать. Иначе все зря.
Dietrich: Свет мой, мой первый лучик, Утро сырой дороги, Стану смелей и лучше, Выдержу все тревоги. Замок высокий серый, Берег чужой – холодный, Ждет моя Гвиниевра, Праздник к финалу года. Я обещал ей радость, Я обещал подарки, Только, она смеялась, И улыбалась ярко. - Молод, ты слишком молод, Слишком самонадеян, Ждет тебя боль и холод, Путь твой бедой овеян. Я же твердил ей клятвы, Верности без измены Клялся перчаткой латной, Клялся фамильным шлемом - Друг мой ты горд и молод, Друг мой, тебе безумье, Ждет тебя мертвых город, Колдовства полнолунье. Друг мой, ты не вернешься, И через пять столетий, Смейся, если смеешься, Друг мой веселый ветер. Утро сырой дороги, День мой листает время, Призрак один из многих, Ногу вдевает в стремя, Мне ведь не возвратиться, И через пять столетий, Надо же, так случится, Узником стать у смерти. Вот написалось, благодаря потерянной даме Алекс. Решил сложить сюда тоже. Алекс спасибо!
Alex: Вам спасибо! Или тебе? Я тебе "натыкала" тут Хотя меня перетащить на "ты" практически не решаемая задача.
Eos: Оптику уважаю. У Дитриха новая игрушка! Ура!
Dietrich: На меня Алекс ругается… Говорит оружие говорит это плохо. Ох! Жестокий мир! Одна Eos меня понимает..
Eos: Просто Eos один раз очень жестоко избили, и у нее очень сильно расширились границы восприятия. Она сразу увидела другие грани Бытия. Это болезненный опыт, но очень полезный.
Dietrich: Как? Как, такое могло случиться? Ты же дама! Кто посмел на тебя поднять руку? В мирное время! Как?
Eos: Бывает, знаешь... что и не снилось нашим мудрецам. Просто я тут пыталась показать, что иногда обычное течение вещей изменяется, и мир строится немножко по-другому принципу. Оружие с точки зрения насилия - это плохо. Но с другой стороны оружие - это даже произведение искусства. Можно играть в дартс и метать эти штуки в мишень с циферками, а можно в чей-то зад. Это существенная разница. ( к слову. Был случай, когда девушка, увлекающаяся дартс как видом спорта, защитила себя от маньяка. Просто возвращалась с тренировки. "Против лома нет приема, окромя другого лома.") Так, меня понесло. Сейчас будет нагромождение концепций. Раскланиваюсь и удаляюсь.
Alex: Я не сержусь на вас, Воинственный Рыцарь.. Но есть Свод Законов Форума ( Круголого стола) Их надо уважать. Я их сама писала. Эос! Нагромозди! Нагромозди, мне нравятся твои нагроможденья.... ( Тьфу...Золушка виновата Кстати , Эос, тебе особенное приглашение выдаю я.... Приходи в спектакль)
Dietrich: Я больше не буду. Но у меня не так много хорошего, чем делиться вот… Оптика! Она же... Теперь моя девочка совсем большая!!! Eos! Продолжай пожалуйста, раз приехал значит не зря?... И поддержи меня в Золушке. А то там как - то тоскливо. Все какие - то … странные.))
Eos: Я, видимо, спать хочу. Вы про какую Золушку? Ка-акой спектакль? Дитрих! Оптика - это вещь!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! А они даже об этом не догадываются (тут Еos хихичет в ладошку).
Chandra: Eos пишет: Я, видимо, спать хочу. Вы про какую Золушку? Ка-акой спектакль? Дитрих! Оптика - это вещь!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! А они даже об этом не догадываются (тут Еos хихичет в ладошку). Эос ,Золушка - это пьеса, которую пишут все. В подфоруме,который ты модерируешь, кстати.
Eos: Гм...
Dietrich: 12.04.08J. Стреляй! Мое сердце плачет. И мне невозможно горько, Реальности рвется пленка, День тает, по небу скачет Заката цветное войско, Чтоб врезаться в сумрак плоский… Прошу! Это только выстрел! Так надо! Ты, впрочем, знаешь, Но замер и не стреляешь. Мой страх, словно пуля быстрый. Деревья стоят умолкнув, В их пальцах гнездятся тени, Сны видит узор растений С орнаментом песни волка. А я заблудился в чаще. А я удивленно замер: Летит на крыльях скользящих Дракон, что закат расплавил. Мне ночь наколдует звезды, Длинна дорога в мой город. И птицы незримой возглас Звенит меж стволами долго. Не плачь, усталое сердце, Твой дом затопила Лета. Иди к своему рассвету Дыханием жизни греться… А я заблудился в чаще, И слушаю звон манящий, Дрожащий, бегущий, ждущий, Как стеклышки, дребезжащий... Иди же вперед, идущий! Что ищется, ты обрящешь… Алекс! Это как раз к тому потерянному! Только что написалось…
Eos: Люди!!! Я так не напишу! А ОН написал!!!! : Dietrich пишет: Деревья стоят умолкнув В их пальцах гнездятся тени, В их пальцах гнездятся тени! Понимаете? Дитрих, ты чудо. Это сплошные ощущения. Это одухотворение всего, что ты видишь и ощущаешь. Это очень и очень красиво.
Alex: Хорошо написалось.... Я сначала его прочитала, полюбовалась. Потом по старой привычке, стала править.... Еще раз полюбовалась... Когда читаешь медленно, возникает странное чувство сопричастности. Очень красиво. Эос..Ты так не напишешь. Ты напишешь по другому. У тебя свои сны...
Dietrich: *** Знаешь, зеркало может солгать, Может зеркало ошибиться, Только тень мою не догнать, Не сравняться с ней, не сравниться, Мы уходим по склону зимы, Ждут нас единороги и феи, В лапах, ласковой шелковой тьмы, Мы совсем не о чем не жалеем. Я скольжу, через край уходя, Тень моя остается мне верной. Теплый снег, нас очистил от скверны, Навсегда за собой уведя.
Eos: *** Мое зеркало упало, Мое зеркало разбилось, Как теперь собрать осколки? Только в пальцах – Чьи- то струны, А в ладонях – чье-то сердце, Соберу букет мелодий Для твоих волшебных песен, Будут струны сладко плакать, Будет сердце тихо биться, И прольется с неба дождик В свете утреннего солнца. Да, пусть это будет утро, Да, пусть это будет утро.
Dietrich: Удивительно. Просто чудесно, глава из романа, который я пишу сейчас так и начинается. Было утро… Я восхищен стихом.
Dietrich: Wo ist die Blumen sind? Не искать, любви. Больше не ждать. По углям, твоей Польши шагать. Так не вычислить номер и ранг. Боль - отпущенный мной бумеранг. - Где цветы? Что случилось? Ответь! Кто сорвал их? И как мог посметь? - Это девушки мимо прошли, Оборвали цветы, что цвели. - Где же девушки? Где же они? - Охраняют уют и огни… Не искать в чистом поле могил. Там лишь ветер и солнце цветет. И она непременно придет. Не узнав, как ты жил и любил. Оборвет все цветы, унесет. Веет ветер и солнце печет, А ты замер, как мушка застыл, В янтаре, в январе все острей, Боль моя в одиночестве дней. Ветер, травы и солнце в зенит. Все замрет, отцветет, облетит… Не искать, не бежать не страдать. Лепестки в твоих пальцах терять. - Где цветы? Что случилось? скажи! Гулко время по венам бежит…
Dietrich: О вещах. Все вещи хотят быть найденными и опознанными. Хотят вновь вернуться в строй своей реальности. Либо быть разрушенными до основания. Функция же, тех, кто не может больше действовать – в их отсутствии. Пусть оставшиеся приходят на их могилы и помнят эти фрагменты патинированные смертью. Друг мой! Я желаю быть найденным и опознанным. Я хочу вновь светить для вас, давать надежду сплетать нить с нитью гобелен реальности. Не теряй меня больше! Я очень важный предмет в твоей коллекции. Я больше не разрушусь. Я больше не соскользну монетой, в трещины засохшей, выгоревшей почвы. Не прячь меня в сейф, мои механизмы не заржавеют от времени! Их работа надежна! Возьми меня с собой! Я буду служить тебе до последнего выстрела…
Dietrich: Воителю. Друг мой, твой Бог Государство. Твой Бог земля и люди. Ты перепутал небо с отражением в осколках стекла и вот теперь ты стоишь на чужой земле, среди людей, которых считаешь врагами, ибо они дети другого народа и зовешь все, что ты любишь. Но никто не приходит к тебе. Твоя армия сломлена. Вы потеряны. Ваш бог не помогает вам, твой Бог - твоя земля и традиции. Ты так страстно любишь свою культуру, что не видишь за этим дыхание вечности. Смотри! Дети чужих народов разрушают твои города, их архитектура, фрески, мозаики. Ничего не останется. Ничего, из того, что ты так любил. Ах, друг мой, закрой свои глаза, видишь, тысячи людей пересекли ручей и их тяжелые сапоги замутили воду, подняли ил со дна и нарушили мерное движение вод, разбив на брызги отражение небес. И ты боишься, что небес нет больше. Подними голову, мой герой, твоя империя только отражение неба. Знай, смерть твоя близка. Ты вскоре будешь настигнут и убит теми, что врагом считают тебя. Твои земли будут поделены, а традиции твоего народа уйдут в небытие. Не жалей ни о чем, мой герой, подними голову выше, открой свои уставшие глаза. Смотри! Шар света уже прячется в темную щетину сосен, и красные всадники заката мчатся в бой с наступающими сумерками. Они желают сразить мрак. Они жили здесь целый день и не хотят ухода своего времени. Но их время закончилось, Лик Сияния уже наполовину скрыт холмами, поросшими лесом. Тьма наступает, и рассыпаются последними светлыми бликами доспехи рыцарей света. Настала тьма. Возможно, ночью будут звезды, возможно, выйдет луна. Спи мой друг, нет больше стен, на которых следует нести стражу. Настала тьма. Спи, мой герой, видя легкие пугливые сны, вечность подхватит тебя, и ты станешь травой, деревьями и луной. Сверчком, поющим о чем-то на ржавых доспехах поверженных. Спи, завтра будет совсем новый день и совсем другая империя. И наш Господин вновь наполнит твои ясные глаза отражением неба.
Dietrich: Солдату. Солдат! Тебе не о чем беспокоиться! Небо отражается в твоих начищенных сапогах. Небо блестит на шлеме. На пряжке пояса твоего начертано « с нами Бог». О солдат, в твоих ясных глазах бегущие облака. Не волнуйся, ты умрешь за свою империю сегодня же ночью. Но ты веришь, что правда на твоей стороне. Ты веришь, и ты защищаешь своего Бога. Солдат, тебе не чего бояться, вы понесете поражение. Твои глаза залепит грязь, а форму машинное масло и кровь. Но это не страшно, ведь с вами Бог?
Dietrich: Вероятно, ничего лучше. Вероятно, ничего краше. Небо ясное, замки – тучи. Небо. Только ты его старше. Ничего, нелюбовь до гроба. Никого. Только тень от веток. И клеймо, серебра проба, Как с лица застывшего слепок. Не обида и не стремленья, Так безлесый пейзаж светит. Ни желаний, и не течений, Только ощущение тверди. Переплет моего горя. Далеко, но совсем рядом, Я с тобой, в ходе всех историй, Тем же что и ты дышу ядом…
Alex: Dietrich пишет: Функция же, тех, кто не может больше действовать – в их отсутствии. Это сильно. Миниатюры-эссе писал художник, для меня художника, они разворачивают картину, ясную, как изображение в волшебном зеркале. Ты мастер короткого слова. С нами Бог... А почему с нами? Бог , Он со всеми.. Он всехный Бог... Очень хорошо. Получаю удовольствие от твоих букв, составленных слова и сплетенных в предложения.
Eos: Очень красиво. Последняя строка - замечательный завершающий росчерк. Красивое стихо.
Eos: "С нами Бог!" - это очень известная фраза, Алекс. Алекс, ты здорово написала: "От... букв, составленных в слова и сплетенных в предложения" И еще у меня по первой миниатюре-эссе (Алекс просветила) сразу возникла такая мысль: "И никто до конца еще не определил, вещь ли принадлежит хозяину, или хозяин - вещи". Че-то как-то думаю по этому поводу.
Alex: А никто никому не принадлежит , Эос, и никто никому ничем не обязан.Даже наши дети нам. Когда это понимаешь основательно, не поверхностно ( как банальность) то жить становится намного легче. С нами Бог, - конечно известная фраза Я просто ее оспорила.
Dietrich: Heil! Фраза, «С нами Бог» „Gott mit uns“ совсем известна. Так же как «Моя верность зовется честью» „Meine Ehre heißt Treue“. Она то, как раз, и усиливает ощущение неверности и узости взглядов. А про вещи, я вот свято верю, что мои вещи есть и мне просто важно их найти. Соответственно и вещи меня найти желают. А разве не так?
Eos: Вот! Вот! Именно так, Дитрих! Суть разлита в людях и в вещах! Я о том же говорю! То ли вещь ищет человека, то ли человек ищет ее. Это важно! Это важно! Главное в сути, которую содержит вещь. Человек, существо изначально двойственное, - небо и земля в одном флаконе, - должен найти свое небо и свою землю. и свои вещи. Он окружает себя своей сутью. Имеющей и духовное, и материальное выражение. В этом-то и вся прелесть.
Dietrich: Без вещей одиноко, хотя я лично пытаюсь очень сократить их количество в своей жизни. Так как трус. Так как крайне не люблю терять. Это последний из моих страхов, который, я так и не могу победить. Страх потери. Вещи ломаются, а люди уходят и просто отлично, когда они уходят более светлой дорогой. А не тем скользким бездорожьем, что избираю я. Лично я люблю весомость вещей, их качество, поэтому, мне так дороги предметы начала 20 века. Я их понимаю. Я ценю брутальную надежность и очень боюсь хрупкости предметов в своих руках. Я ценю верность, так мотор тянет до последнего, так спотыкается боевой конь лишь унеся раненного седока прочь от гибели. Я знаю что такое верность. И более другого ищу ее. Без нее я не могу защищать хрупкие пальцы красоты.
Анна Шелест: Дитрих, у Вас (тебя) интересные стихи. Ты где-то их публикуешь?
Dietrich: Heil! Нет не печатался. Не случилось пока. Спасибо за комплимент, я писал долгое время только для себя. Вот к вам пришел. Поделился.
Анна Шелест: Dietrich пишет: Вот к вам пришел. Поделился. Существует множество литературных сайтов, где можно разместить свои произведения. Там и совет дадут, и самому что-то интересное найти можно.
Dietrich: Heil! Порекомендуйте пожалуйста адреса таких форумов. Я буду благодарен!
Chandra: Дитрих, вы можете пойти на Арифис, если не боитесь быть растерзанным на мелкие кусочки дробным анализом Помните в "Золушке" ссылку?
Анна Шелест: Всех сразу и не упомню. Ну, например, Фабула, Стихи ру, Графоманов net.
Alex: Только сразу надо быть готовым к определенному восприятию - это не Фиолетовый форум, где если критикуют, то тут же целуют обратно. Потому что здесь общение ради общения, и как сказал один умный человек, в гении по черепам не лезут. Так что, когда на сайтах изрядно потрепят перья, можно прийти сюда и вздохнуть. Но, надо сказать, - для тех, кто умеет воспринимать критику, такие вещи - хорошая школа.
Dietrich: Ясно, разберут на запчасти и танк и танкиста…
Анна Шелест: Позволю себе порекомендовать местечко, где по головам не лезут, а наоборот - всячески поощряют таланты. http://www.stihi.ru/author.html?hedgehogs
Alex: Аха И тогда сразу видно будет из чего он состоит. И где нужно поменять заржавевшие детали, где почистить траки и чегось нибудь починить.... Я не рискую. У меня нет твердости характера. Я люблю, когда меня хвалют.
Eos: Все любят. Но когда разносят на клочки - сразу видно, где критик прав, а где - нет. Критик критику рознь. Хороший критик - на вес золота. Но это понимаешь потом. Самое интересное, когда заходишь к некоторым критикам на их личную страничку и падаешь в обморок - там ничего, ни-че-го. И тогда понимаешь, что это - знак качества, если такой критик тебя разносит. А вот если он в твоих стишах что-то ценное нашел - тогда стоит задуматься. Опыт ценен, только надо научиться молчать в ответ на всякий бред. Молчать в задумчивости. И реагировать на качественную критику. Меня абсолютно посредственная девочка однажды назвала бездарностью. Ой, для меня было странно и неприятно. А потом подумала: ну, бездарность, и что? Вполне может быть. Люди и получше пишут. Ничего страшного. Я не поэт, не прозаик (не про заек...) и от этого меньше фильтров на мозгах. Я просто живу и чувствую. Я просто так живу. В рифму. Это мой способ жизни. То же самое у других - они не просто сели и решили написать эдакое... Они просто так живут. Они живут рифмами, предложениями, миниатюрами. И потому талантливы. Алекс, это же твой способ жизни! Это критерий таланта.
Alex: Eos пишет: Молчать в задумчивости. Эос!!!! Ты обозначила мой способ общения с миром. Я молчу в задумчивости. Но ты права. Например, Ляля, я иногда реву по ту сторону экрана на ее замечания, но через некоторое время понимаю, что она права. И это дает новый виток в моем развитии. Но таких критиков... где их наберешься?
Dietrich: Спасибо, теперь узнаю о себе что-нибудь новое. Интересное и завлекательное. Мне случается слушать критику, я привык. Критиков много я один… Как то бороться с ними нужно, да и с собой тоже. Иначе можно заржаветь и впасть в глубокий снобизм. Мой любимый учитель, которому я всем обязан, без него я бы совсем иначе рисовал, самый жесткий критик, которого я встречал. И самое страшное, он имеет на это абсолютное право. У меня и в мыслях не было, что он может меня похвалить. Когда месяца четыре назад я это услышал, не поверил. Так и замер в шоке.
Alex: Ой, Дитрих... Мою редактора ( ты можешь на нее полюбоваться в теме Мы "Ну вот она я, Алька") боятся все , как огня. Она может так сказать, что впору убиться апстену... Я собираю ее похвалы, как жемчужинки, прячу подальше и помню долго. Вот одна - я ее часто цитирую "Ты , как опытный взломщик, чуткими пальцами вскрывающий наши души...." Кто твой учитель? Расскажешь о нем?
Dietrich: Экспонат. Я стою рядом с витриной в музее. Я молчу. Экскурсовод, он все сам знает, но группа не желает слушать его. Экскурсовод поставленным голосом рассказывает заученный текст. Я мысленно поправляю неточности, от некоторых фраз меня пробирает смех, и я улыбаюсь. Что-то трогает меня, вызывает цветные образы или приступ тоски. Группа не желает слушать, они шумят, тычут пальцами, толкаются. Дети. Я смотрю на них с завистью. Хорошей, доброй завистью. Они живые, настоящие еще не разочарованные. И им совсем не интересен этот алюминий под стеклом, разрозненные знаки отличия, жетоны с номерами, ржавые сегменты оружия, патроны, гильзы. Дети. Они, сама жизнь. А жизнь не верит в истлевшую память и ушедших героев. Она верит в себя, в свой бешеный ритм и неуязвимость плоти. Жизнь верит в свое превосходство над бессилием и безвыходностью. Дети. Я одобряю их выбор, я и сам жалею, что все так. Я остаюсь в зале возле витрины и не желаю уходить. Мне не куда торопиться. Я уже пришел. Подходят двое. Обычно, такие люди не ходят в музеи, они могут сами, при желании, собрать небольшой музей. Верно, эти иногородние. Они все сами знают. Знают, больше чем я правды и вымыслов они, коллекционеры. Состоявшиеся, взрослые люди. Они пугают меня своими знаниями, и я слушаю затаившись. Понимая, насколько отрывочна была моя информация. Мне от этого неловко. Эти люди знают все, кроме того, каково это все было. Но их это и не интересует. Им безразличны эмоции. Им достаточно фактов. Зачем им ощущения? Я напуган ими. Я слушаю и чувствую как меня разбирают на части. Вся моя жизнь для них открытая книга, я, кажется, попал в статистику. Я среднестатистический побежденный. Они не видят меня, даже не подозревают о моем существовании. Я, для них история, набор деталей, наград и знаков отличия, заключенных под толстым стеклом витрины. Они обладают фактами и богатством коллекционеров, чужими наградами, чужим столовым серебром, всем тем, что когда-то жило теплом хозяев, а теперь лишь экспонат. Мне страшно и горько. Я рад, что они не видят меня. Я уже собирался уйти прочь от своей витрины, когда в зал вошли молодые люди человек пять. Мне совсем тоскливо, слушать их разговоры, в контексте этой весны они звучат глупой бравадой и издевательством. Издевательством над собой. Меня они тоже не замечают. А я все никак не могу уйти от маленького предмета под стеклом. Личного предмета. Вещицы, которая моя, и вместе с тем, моей никогда уже не будет.
Robi: Мне понравился этот поиск себя. Самая тяжелая дверь между "все мое" и "ничего моего нет, и от этого так легко". Интересно читать ваши внутренние миниатюры.
Dietrich: Долго пытался сформулировать. Не уверен, что получилось сказать все. Сказать сказал, недоговорил..))
Eos: Маленький предмет под стеклом. Оторванный кусочек тебя. Нет, все получилось. Куски, которых не собрать. Внутреннее состояние. Очень печально только. у наших мужчин печальныые сказки. У Роби печальная сказка, у Дитриха. Но очень красиво, да. И глубоко.
Alex: И у меня последняя не комедия.. Мда. Мой внутренний Торквемада уже пошел за растопкой.... Потому что жечь собственные Книги - национальная русская забава. Для журналистов в аду два котла - Цензура и Самоцензура. Оба горят одинаково жарко.
Dietrich: Heil! Милые дамы! Весна, цветы. Город без падали и гари, а вы книги жечь! Мы это уже проходили, не в России.. И отличные жгли книги. А потом жгли знамена. Что за весенняя унылость? И самокритичность? Сказка Робби просто чудесна! А ваша, Алекс история заставила, меня наконец написать это эссе. Ваши цензоры как раз и являются моими коллекционерами. Впрочем это и так ясно. А уж если существо из тысячи тысяч фрагментов находит и опознает свой элемент. Так это же праздник! Весна, никто не умер, все циничные юные принцессы нам только пригрезились, так как были лишь фреской. Веселых стихов писать не буду, так как мне не весело. Мне просто, очень, очень хорошо. От того, что можно жить и дышать. А цензоры, критики, коллекционеры юные стервы, и не слишком юные тоже, пусть идут лесом, полем и фиолетовым вереском, дабы там их напугал Грендель или кто другой.
Eos: О! Фиолетовым вереском! надо запомнить.
Dietrich: 22.04.08j. В моем альбоме есть все: Цветок, благородно – белый, Графично: углем и мелом, В поблекшем фото цветет. В моем альбоме есть дни, В которых, так много солнца И сепией улыбнется, Мой Ангел, небом храним. В альбоме моем парад: Там музыка и улыбки, В безвременье тонет зыбком, Восторженный юный взгляд. Есть дом, в альбоме моем, Что так же потерян где-то. Альбом, впечатлений света. Где мы навсегда, живем.
Dietrich: Таянье. А потом, была весна. И было очень тихо в саду. А еще было очень много подснежников. Но мы об этом не знали. Так как, светлое отныне небо, не обещало нам новых историй. Разрозненные и безликие, медленно и нехотя, мы, становились историей. У нас, не было отныне имен. И для нас, не было оправданий. Потому что была весна.
Eos: А у нас начал таять снег.
Alex: Ой. Дитрих.... Альбом... Плачунимагу. Очень красивое стихотворение. Просто прелесть. Если бы ты не умел рисовать, я бы сделала иллюстрацию, а так.. постесняюсь. Спасибо!
Dietrich: Спасибо Alex! попробую нарисовать. Но ваши иллюстрации меня так же обрадуют. Мне будет приятно!
Dietrich: 22.04.08J. Потери вчерашних газет, Пространство фальшивых открытий, И тянутся звонкие нити. Распяв в перекрестье мой бред. Так трассеры рвут темноту, Так дети играют с рогаткой, Так над деревянной кроваткой, Забытые вдовы ревут. Так косит траву пулемет, Так заново пишут страницы, Историй, и мертвым не снится, Неровный политики ход, Все против, и мысленно за, Как радиоактивное солнце. Едва ли ко мне доберется, Конвой, что бы время связать. Жечь суетность фантиков дня, Дверные замки и пороги, И взгляды бездарностей строгих, На едкую гарь променять. Звени же! Не смей не звенеть! Не вздумай умолкнуть до срока! Оранжевый пламени локон, Весны триумфальная медь. Иначе не будет чудес, Иначе никто не успеет, И знамя, не сшитым, истлеет. И пуст будет сказочный лес.
Eos: И пуст будет сказочный лес.
Chandra: Звени же! Не смей не звенеть! Не вздумай умолкнуть до срока! Оранжевый пламени локон, Весны триумфальная медь. ЗдОрово! "Узнаю тебя, жизнь, принимаю, И приветствую звоном щита!"
Dietrich: Да! Именно так! У многих моих друзей весна вызывает приступы саморазрушения, отчего то. Хочется взять их за плечи и потрясти хорошенько, что бы все шарики и подшипники, или из чего там состоят люди, принялись усердно и качественно работать. Многое вокруг не слишком справедливо и прекрасно, но и мы еще не умерли! Есть время хоть что-то изменить. Этот мир любит меняться, он похож на кокетливую даму примеряющую маски и наряды. Предложим ей следующий спектакль? И пусть, он будет более счастливым!
Dietrich: По вашему паркету, мягкие лапы. По вашему покою, мои сапоги. Не долго дети будут от голода плакать! И время разбежится, как на воде круги. Под рождество трепещут веселые сказки, Подарки, поцелуи и ангел с небес! А мы шагаем строем, блестят наши каски, И в каждом поселился отъявленный бес. По вашим распорядкам, мои катастрофы. И рад чужим приказам я, как леденцу. И мне теперь не важно, что выжжены строфы. А шрамы от ожогов совсем не к лицу. От ваших поражений, кривая улыбка. И гибкие морщины от выцветших глаз. А вечность, что там, Вечность. В движении гибком, С бичом из женской кожи, не позабудет нас!
Dietrich: Мне теперь к твоим ступням пасть? Мне теперь твое прощенье просить? Но, я вырван из контекста опять, Верно, что бы проще было убить. Ах! Какое на дворе волшебство! Как беснуются, играя в футбол. И цветет мой заповедник весной, Парадиз, куда опять не дошел. Мне бы плакать, и вину искупить. мне бы свечи на столе и вино. Но! Я глуп! Я разучился любить, И жалеть и понимать так давно. Милосердие – угрюмый патруль, Пыль прошедшего скрепит на зубах. А ведь мог бы быть июнь и июль… Смейся трус! Пляши и пой на костях! Мне не выстоять – таков приговор. И должна бы справедливость найтись, Но я глух, я слеп, и щелкнул затвор. Инквизиция… Замри и молись!
Dietrich: ***** Говорить, издеваться, плакать, Ковырять инструментом в ране. И найти в омертвевшей ткани, Пару мух – остальным на зависть. Ах, эмоции - скверный голос, В них нет пафоса и мелодий. И глухой слепым переводит. Ругань птичью, как злую новость. Сети сушат с костями рыбы, Сети рваные, в них стеклянки. И уродлив рельеф изнанки, Словно контур скрипящей дыбы.
Robi: Забытые вдовы ревут. - Звени же! Не смей не звенеть! Не вздумай умолкнуть до срока! Оранжевый пламени локон, Весны триумфальная медь. - И взгляды бездарностей строгих, На едкую гарь променять. - И знамя, не сшитым, истлеет. Dietrich, Не берусь гадать сквозь какую боль вы смотрите на солнце, только вам это удается. Поразительно!
Dietrich: Das Feldgrau* В пустой грудной клетке биться, Цыпленком без оперенья, И рвать истлевшие звенья, Мечтая с землей проститься. Нет крыльев, нет глаз и сердца. Нет голоса в мертвом горле. Когда бы мог загореться, Витал бы пеплом на воле. Но нет, изменчивый сумрак. Моих сырых зазеркалий, Безбрежен, и тленом стали. Feldgrau и красный сурик*. История – ход событий, Цветущий витраж проклятья. Бежать. И из плена выйти Сломав тридцать три печати. Feldgrau* de. (Фельдграу) полевой серый.(цвет формы, техники.) 1. grauen – светать. 2. grauen – страшится, бояться. Красный сурик* грунт, антикоррозийная смесь для стальных конструкций, так же используется для первичного покрытия внутренних пространств тяжелой техники. При отсутствии или недостаточном количестве белой краски, (предписано покрывать вн. пр. белилами) служил так же финальным покрытием.
Dietrich: 28.04.08.j. Ты видишь, как маневрируют На крылышках корабли. И сказками изобилует, Край выжженной злой земли. Танцоры на тонких ниточках, Бумажную пьют тоску. День ярмарки тихо вытечет К проломленному виску. Все кукольно, все неискренне, Все выстроено в ряды. И тонет, не встретив пристани Эсминец, пуская дым.
Chandra: Жалко эсминец
Eos: Я помню - мы шли к заутрене Молиться о небесах. Улыбки робкие путались Искринками в юных глазах. Ах, запах цветущей смородины, Что стал бесконечно седым... Моя утонувшая родина, Вкус утра, весенний дым.
Alex: Дитрих! Хватит хандрить!!! Ну пожалуйста! Давай , заведи в Эрмитаже какую нибудь тему, пообщаемся, а? И в сказке тебя не видно, мы со Злодеем отдуваемся... А там уже промежду прочим два раза уже обогатились и три раза спасли мир от вселенской катастрофы.
Dietrich: Сквозь дни все ясно и так… Сквозь ветхость всех заключений, Сквозь сон, и шепот растений, Часов невидимых такт. Их шестерни точат плоть, Небес выжигают светлость. Но пахнет надеждой свежесть, Рассвета неяркий свод. Убийцы, боятся спать. Убийцам, совсем не спиться, И бьется подбитой птицей, То время что не догнать. Весна. Это просто весна. Весна она для добра. Я не хандрю. Но мне не весело. Так случилось. Извините. Это пройдет.
Dietrich: Пиита. Госпожа моих городов! Отчего я тобой оставлен? В пересохшем горле усталость, Ярче теплых, гортанных слов. Госпожа моей тишины! Для чего ты меня хранила? И когда оставляли силы, Мне цветные вверяла сны? Я потерян, я пуст и нем. Я тяжел, как забвенья ворот. И безглазый свистящий холод, Обступая, течет из стен. А в прозрачной чаше небес, Столь весенних, как взгляд ребенка, Трепеща, вибрируя тонко, Мост, ведущий в страну чудес. Это больно! Я слишком слаб, На воде расписавшись кровью. Нарушением всех условий, Меня примут в Вальхаллы штаб.
Eos: Весна - убийца точит нож Готовь пароль, пароль готовь! Не верь, не бойся, не пройдешь. Исполнен сон, прольется кровь. В весенних лужах блеск свинца, Впитает сон остатки сил. Оскал знакомого лица.. Не верь. Не бойся. Не проси. Укрой тяжелым полотном Ребенком спящим спеленай. Не будет дней, не будет снов, Меня не будет. Будет май.
Dietrich: Повелитель мух. Или весенний монолог. Как тебе оторвало голову… Это ж надо, так странно выглядеть. О! тебя поделили поровну, Верно, сердце желали выхватить. Друг! Совсем неудачно вылилось, Это что же, теперь по стеночке? Чей то глаз, и другие мелочи… Челка вновь из-под каски выбилась… Здравствуй город! Огнями залитый! Здравствуй грязь! И руины, здравствуйте! Крысы! Жрите! Пируйте! Царствуйте! Эй! Так снайпер меня завалит здесь…
Eos: У меня сын очень любит летать в самолетах. Правда, мы по-другому и не передвигаемся. Ребенок, который знает только аэропорт. О поездах он только расспрашивает, я ему пытаюсь объяснить, но ничего не получается. Впервые он поднялся в воздух в возрасте 19 дней. А я всегда очень боюсь упасть вместе с самолетом, я вижу, какое маленькое, в сущности, крыло у него, и вообще самолет маленький и беззащитный.
Alex: Повелитель мух - это Вельзевул... Зороастрийцы считают его весьма нехорошим дядей. Друхш-ая-Насу.
Eos: А, тот, кто вечно хочет зла, и вечно совершает благо...
Zlodey: Некоторые иногда путают его с Люцифером. На сколько я помню, Вельзевул был его лучшим другом еще до падения.
Dietrich: Все это ангелы. Просто очень расстроенные. Давно дружат. Просто иногда свиную голову насаженную на палку называют «повелитель мух». Не помню автора одноименной прекрасной книги. А еще повелителем мух я с некоторых пор зову любую падаль. Смерть несущий, и смерти ожидающий, так же является падалью. Минута или день роли не играет.
Alex: Дитрих... Вы уже попили чаю? Тогда пора писать триллер Калабок. В соседней теме. В принципе, умереть успеем. Это единственная вещь, к которой человек не опоздает никогда.
Dietrich: Желтый рай этих гадких весенних цветов, Что пронзают тела и умы умиленьем, И ловя нас за руки, словно птиц птицелов, Засевают сердца семенами томленья… Эти хрупкие звезды, в короткой траве, Их созвездия странные звери и читают ветра, на распев их завет, Заставляя иллюзиям верить. И поверивший в сказку, как слепой патриот, Ждет чудес и весенних созданий, А в груди его, желтый цветочек цветет, Пожирая безумца сознанье… Не ходите в лесную запретную часть! Там цветут эти желтые звезды! Если ты не желаешь от власти их пасть, Возвращайся! Но, кажется, поздно…
Alex: Ой, какая прелесть! Герр Неожиданная Фишка.... В твоих стихах много неожиданностей. Я вместо желтых звезд очень хотела прочитать эти желтые сволочи Но...Хорошо , что поздно.
Eos: Да, Дитрих сказка, Дитрих сам сказка. Сказка в каске. Большое чудо.
Eos: Шутя, преподношу моему другу Ду Фу На вершине горы, Где зеленые высятся ели, В знойный солнечный полдень Случайно я встретил Ду Фу. Разрешите спросить: Почему вы, мой друг, похудели - Неужели так трудно Слагать за строфою строфу? Ли Бо
Dietrich: До завтрашней зори, не будет торжества. Таков приказ богов и жребий идиота. Но станет воздух – дым, и будет сталь – трава. И хлынет черный мрак в пробитые ворота. В пересеченье звезд, вам виден добрый знак. В созвездии светил, судьбы предназначенье. Пирует воронье. И тощий вой собак. Река несет тела, и ярок цвет теченья. За нами только сны, а с вами пламя дня. В наследство сон-трава и севера свеченье. Сиротка пастушек своих овец гонять, Придет в поля, где след побед истерло тленье. Так, больше ничего, курганы тонких трав. Где тлеет верный меч, где бусы из агата. И пить из рук весны, прошедшей жизни сплав И быть цветком, шмелем, но больше не солдатом.
Dietrich: Через листья будет дождь. Друг уснул в корнях деревьев, Не желая больше верить В истин нерушимых ложь. Он забылся темнотой, Отрешеньем захлебнулся, Как щенок, комком свернулся, Он отныне не вернулся, Стал звенящей тишиной. Птичьим голосом лесов, Ветками дубов могучих, Спит, незрячий солнца лучик, Остановленных часов. Лучший друг застыл навек, Не простившись, тихо замер. Мухам право предоставил Гнезда свить под пленкой век. Травы тихо прорастут. Друг увидит трав движенье, Из семян и спор рожденье. Капли, что с листвы бегут…
Robi: Капли падают с листвы И за ворот попадают – Сразу детство вспоминаю Без назойливой молвы. Глухо, мертво и темно В пустоте замочных скважин, Мир живой многоэтажен, Жить надуманным смешно. Разочарованья круг Словом вдруг проникновенным Разрывает добрый друг... Ветер жизни мчит по венам. - Когда двое ссорятся, первым шаг навстречу делает тот, кто сильнее. И тот, кто сильнее, уходит первым, когда приходит ненависть.
Eos: Капли, что с листвы бегут...
Eos: Капли падают со звоном, замерзают на лету, Было лето все зеленым, обрекало на мечту. За веселым перелеском ручеек бежал, звеня, Чудом, светом, мягким всплеском наполняя время дня. Обернулось вечной ночью, повернулось, и опять Собираю части срочно, чтоб совсем не растерять. Капли падают со звоном, замерзают на лету. Было лето все зеленым, обрекало на мечту. В тему о каплях.
Robi: Снова утро обещает: - Не напрасно день пройдет. Этой ночью вылетаю Потому что кто-то ждет. Вновь с оттаявшей сосульки Неудачи льют рекой, Чтоб акации свистульке Стать гороховой серьгой. Задудят ее мальчишки, Засмеют до дурноты, И моей набитой шишке Улыбнусь и я и ты.
Dietrich: «Вся наша икспедиция три дня бродила по лесу, Искала икспедиция три дня дорогу к полюсу!» ("Винни-Пух и все-все-все") Вся наша инспекция, три дня бродила по полю, Ну а кой в том толк? С Гудерианом во главе, замучилась инспекция. Не обнаружили они танкистов первый полк. Куда же подевались проклятые LAHшевци? Куда угнали бестии беспечную броню? Так генерал инспектор под Прохоровкой спрашивал. Так задавал вопросы невинному огню. Простите! У меня хорошее настроение. Так случилось…
Alex: И мы очень этому рады!
Alex: Ну тогда и я ( только я прозой -каждый должен быть величественнен в своем деле) Капли? Капли - это просто. Нужно взять новый слой, нарисовать кружок, удлинить ему одну сторону, закончив хвостиком, зайти в параметры наложения , придать цвет, обьем и глянец. Затем немного прозрачности. Капля готова. Восхитительная капля, с прозрачным толстым боком, стекающая по монитору в сторону информации о файле. Я чувствую себя креатором, Создателем Капель, Повелителем Воды. Я могу сделать с ней что угодно - положить на бок яблока или стекло окна, придать ей цвет и пропустить сквозь нее радугу. А еще..... я могу увеличить ее до гигантских размеров, и стать маленькой. И потрогать водяной бок. Разве вы никогда не мечтали потрогать водяной бок? И даже посмотреться в него, как в зеркало?
Анна Шелест: Dietrich пишет: Но поверьте мне, я не умру! Хотя это в моих интересах. Вы найдете меня по утру. И я буду сидеть на рельсах. Просто ждать самый первый трамвай. Улыбаясь махну рукою. Жаль, меня не приемлет рай. Да и тьма мне не даст покоя. Не дождетеся - я не умру, не стареют душой правдоборцы - буду петь и кружить по двору безголовым Мак Лаудом, горцем!
Dietrich: Heil! О да Безголовым и Пафосно – гордым…
Dietrich: Город мой, намного дольше людей, Больше памяти - в мощенье дорог, Много больше в поворотах аллей, Где за каждым, светлой антики бог. Испещренные свирепой войной, Стены древние - заботливо ждут. Город помнит, гордо полон собой И строенья его улиц зовут. Метафизика - металл и стекло, Новых, чопорных конструкций твоих. Далеко и близко, в кронах срослось, Мелодичностью чудес городских…
Alex: Хорошо как... Архитектурно, прозрачно, та эклектика, которая мне нравится, старина и металл... Видишь, я вижу картинку... И она мне нравится. Ну что с этими словами делать то?
Dietrich: Что? Я опять сотворил с Русской речью что-то невероятно неправильное? Эклектика это то, что в моей голове…Смесь Германо-Русских конструкций. И, Да! Я обожаю словообразование! И вся беда в том, что и слова и словосочетания у меня имеют конкретную образную привязку. Hilf!!!
Dietrich: Данное стихотворное нечто, произносится как характеристика неприятного происшествия и характеризует всю абсурдность деятельности. So ein Mist… Удивительное дело: Умереть во цвете лет, Что бы черви грызли тело И обгадили скелет. Что бы солнышко не грело На макушке волоса, Что бы стая мух звенела И Аида голоса… ( в данном случае подразумевается одноименное с богом мертвых Аидом пространство царства мертвых.)
Alex: Волоса меня пленили.... И не будут расти волоса Как сибирские леса.... Потому что стадо мух Подорвало дух... ( Ужс . Эдак мы докатимся, не побоюсь этова слова - до хаОса)
Dietrich: Волоса из хаОса, И хаОс из волос, Видит умный и взрослый В правилAх перекос… КAлосится подсолнух, Зенелеют Яжи, Бьют склонения строем, В арьергард падежи. Что же это за штука? Чепуха и труха… Муха чистого звука, Воспарит в облака… И оставит нетленным, Ударений закон, Стихоскладчеством бренным Попран всячески он…
Eos: А вот это совсем безупречно. Обалденно.
Dietrich: Вот очень старая штука. Вспомнилось, решил показать. Ей лет 10. Первоначально была на английском. Английскую версию если вспомню то выложу.. Небо темный лед. Небо стекло, Без криков, без красок, без света. Кто сказал, что нам повезло? Мне уже не дадут ответа… Небо одето в жестокий снег: Структура солнца – граненый кристалл. Синяя тень продолжит твой бег, Если ты увяз в снегу и устал.
Eos: О, как это подходит к тому месту, где я живу. Это просто в точку. кстати, знаете, что иногда пишут на стенах и в газетах у нас? И поют в песнях? "Держитесь, люди! Скоро лето..." Зима выматывает до последнего... Она вымывает все силы. Но зима - это очень, очень красиво...Но очень тяжело...
Alex: Дитрих - синяя тень продолжит твой бег.... Смотри , как красиво -- солнце уходит и твоя тень бежит, хоть ты и неподвижен.... Ты еще и на английском пишешь? Давай вспоминай. Я люблю английские рифмы разбирать.
Dietrich: Именно. Ты замираешь. А твоя тень, солнечные часы, бежит вперед. Английский, пытаюсь вспомнить. Когда-то неплохо на нем писал. Реставрации, требует мой разум, заказчиками сожранный.
Dietrich: Пока вспоминал английскую версию написалось… Все еще не вспомнил. Но вспомню! Враг мой, Погребенный нашей атакой! Спи! Степная трава тебе в изголовье. Видишь, Синим цветам и поныне плакать, К шедшим, Короткой и злой судьбою. Мне же, Оставаясь, терзать ваших просек тени. Бредом, Тьма полна пересохшей фляги. Endlich. (герм. наконец) Keiner Hoffnung. Бегу в смятенье. (герм. Нет надежды) Город. Пеплом пали цветные стяги. Так случилось. Мне жаль. Es tut mir leid...
Dietrich: Так значит, наша память нас калечит, Как инструмент для пытки ждет гостей? Иллюзии, мне было б много легче, Жить без нее, чем ныне вместе с ней…
Alex: Дитрих.... Я про автоподпись....
Alex: Единственное, что не до смеха , конечно, теперь я по одной удаляю старую.... уф.
Dietrich: может оставить? Старые?))
Alex: Нет, Дитрих. Не могу. Хотя их больше двухсот... Но это дело чести. Или я не Гольдман.
Dietrich: Сопроводительная записка к маршруту, написанная карандашом на полях карты. Ты не встретишь там иных описаний. На затвор цветные теплые горы. Узким пальцам, струн дождя переборы, Вторить будут, слогом древних сказаний. Замирает, в храме дня звук зеленый, Листья папоротник, гордясь, раскрывает. И стоит в саду своем, изумленно, Призрак девушки и медленно тает. Белым платьем, рваным локоном солнца, Восхищенной побежалостью стали. Оберег с узором синей эмали, Убежав из рук, на камни прольется. Выпить досуха, мерцания звездность, В тухлом озере их черное ложе. Ты не встретишь там, свою безнадежность, Только той, чьи кости вымысел гложет…
Dietrich: Встретились! Радость безмерная. Листики дуба над крестиком. К звездам? Опять через тернии… Будем лететь верно, вместе мы?
Dietrich: Громко дети собирают цветы. Что им, детям? – Ландыш цветет. Льется песней, через радуг мосты, Обещание, что боль не придет.
Chandra: Всё бы вам играть да петь, Маргаритки и левкои, Всё бы щёчками алеть, Всё бы жить, не зная боли... ( я сочинила )
Dietrich: Спасибо! Отлично! Продолжим? Однодневным мотыльком, Воробьем, попавшим в сети. С болью, лично, я знаком, От того и зависть к детям.
Chandra: Дети выросли давно, Мишка выброшен из плюша, хочешь страшное кино?- Загляни в чужую душу.
Dietrich: Я спустился в бездны мрак, К зеркалу из черной стали, В глубь себя я сделал шаг. В мир, где сумерки лежали.
Chandra: Но в тишайшей глубине спрятан розовый опал - там на чёрном мглистом дне зайчик солнечный играл
Dietrich: Отражение пожаров, Грохот траков по мощенью - Плотью розовых опалов, Спящей яростью священной.
Eos: Расцветают незабудки В мамином саду. Незабудка, незабудка, Я тебя найду! Что черна зима творила - Страшно вспоминать. Ты же с нежной хрупкой силой Выросла опять... Расцветают незабудки В мамином саду. Незабудка, незабудка, Я тебя найду.
полная версия страницы