Форум » Литературный салон » Dietrich » Ответить
Dietrich
Dietrich: Ах, вечность? Вечность за плечом? А вечность в наши шеи дышит. Звеня, сама себя не слышит, Не знает больше не о чем. А вечность, выверенный шаг. Моих часов без циферблата. Оплата? Свито, слепо, свято. Измятым ворохом бумаг. Пора? Опоры и дома, И города и побережья. Все так. Но впредь, не будет прежним. Тот город. Где цветет чума. Все так. Как пишут наперед. На дне морском слепые рыбы. Как хочет до небес допрыгнуть. Гремящий хор соленых вод. Все так. И выверен апрель. И в срок, прибудет непременно. Все здесь. Одной лишь переменной. Здесь нет,…Молчит одна свирель. ….. И вновь я чувствую, мой сон. Из детства, мера ожиданья. И нервные воспоминанья, Пугливо дергаются в нем. Там дом, и гости. Волшебства, Протяжный и неясный голос. Луна, что молча смотрит в прорезь, Гнезда, что выткала листва. ….. 29.02.2008j Я ничто. Только тень у дороги. Я растоптанной бабочки лапки. Я старик, попрошайка, безногий. Рыжий мох, пересохший без влаги. Я металл, покореженный тленом, И безвестным, проклятым снарядом. Я умру без тебя непременно, Отравив себя собственным ядом. Я последний осколок сомнений. Окончанье февральских мелодий, Рваный лед, и глухое паденье, Что финалом историй приходит. Я рассыплюсь утраченным кадром. Убегу грязным снегом в ливневку. И врачи, что приехали на дом. Заключенье напишут неловко. ….. 29.02.2008j Я ничто. Только тень у дороги. Я растоптанной бабочки лапки. Я старик, попрошайка, безногий. Рыжий мох, пересохший без влаги. Я металл, покореженный тленом, И безвестным, проклятым снарядом. Я умру без тебя непременно, Отравив себя собственным ядом. Я последний осколок сомнений. Окончанье февральских мелодий, Рваный лед, и глухое паденье, Что финалом историй приходит. Я рассыплюсь утраченным кадром. Убегу грязным снегом в ливневку. И врачи, что приехали на дом. Заключенье напишут неловко. B.47 13.о3.2008 J. Что мне, до вашего страха? Что мне, до вашей беды? Небо, не может заплакать. Острым, мерцаньем слюды. Небо, тактически низко. Слишком! Себе говорю, Небо - усопший епископ. В мантию, спрятал зорю. Что мне, теперь до агоний? Что, до кричащих в бреду? Рок – меня, по небу гонит. Словно, по хрупкому льду. И, моя страшная ноша. Вспыхнет в твоих городах. Видишь? Я панику множу! Взрыв! Я лишь тень в небесах. Это, всего лишь задача. Новый рейд, белой звезды… Там внизу, пламенем плачет… Там внизу – пепел и дым… Что мне, вы цель, и не боле, Я, возвращаюсь домой. В небе, я жив, я на воле… Дрезден, горит за спиной… 15.03.2008j. Дождь. Не моя война. Ночь и грустит железо. «Дни мои старина, Вышли. Мой дух истерзан.» Мы так похожи здесь. В этом забытом парке. Тает, как в топке жесть. Снег на уставшем танке. Так связующая нить - быть. Очищающий огонь – вонь. Как зеленая тоска- Парабеллум у виска. А чужой священный день - ложь. Ты теперь свой дом уже, не найдешь… И тогда, они стали плакать и брать меня за руки .но я не ответил им. И тогда они рвали на себе волосы и руки заламывали. Но я не ответил им. А они вопрошали, как быть им теперь. Но я оставался безмолвен. И проплакав, надомной пол часа, они ушли. Оставив меня разбитым и бессловесным на дне шахты. Как? Как вы можете? Немного любви и искренности могли бы вернуть мне дыхание! Но я не нужен вам. И вы так безропотно отпускаете меня в смерть. Будто я чужой для вас… 15.3.02 j. И эпилогом между строк. Чужой засаленной тетради, Смеются глазки виноградин, Лозою, подводя итог. И за чертой небытия, Вопрос в ответ вольется в кубке. И дым колечками из трубки, Как солнце грубого литья. И растворившись до конца. Я рухну в пыль в конце колонны Военнопленных и бездомных, И смерть не стану отрицать. И проходя своей землей, Мне будет жаль сырого лета, И липок, в листики одетых, Которые срубил конвой. И зная все и наперед, Читая лини с ладони, Мне не укрыться от погони, И пальцев ранящих как лед. 1.10.01j. Прорицаньем далеких путей, Обретеньем крылатых созданий. Я прошу тебя, день мне согрей. На костре из пурги предсказаний. Моя тень фиолетовый мрак, Черной кошкой к тебе на колени. Клинописный Ассирии знак. Огоньком на слезливых поленьях. Я так сильно тебя люблю. Золотистые осени руки, В мои волосы бронзу льют, Из тяжелых небес близоруких. И стоящие тысячи лет, Каменеющие от года, Кости гор, их гранитный скелет, Подпирает дождливые своды. Разноцветный загадочный лес, В шутовском, колдовском одеянье, Проявленье осенних чудес, Сыплет золото в знак подаянья. И в волшебном безлюдном краю, Где безвременье лучшее время. Я тебе свою тень подарю, Только тень, за цветов неименьем. 5.11.01 j. Перебиты, переломаны истерты. Механизмы продвижения вперед. И теперь, воскресшего из мертвых. Инвалидность горестная ждет. Ваша жалость не залижет раны, Как и обретенная свобода. Божества, взирая с небосвода. Улыбаются хмельно и странно. 10.11.01j. -17.03.08j. Верно мертв или пьян, либо с ночи простужен В предъянварскую стужу. Я - король обезьян. И зима, ощетинясь, металлом кольчужным, Обращает в дракона свой девичий стан. И я, как идиот, отморозок от лета, Наблюдая, как буря пускается в лёт. Понимаю одно, что созвездие света И созвездие льда мою душу возьмет. Я убийца чудовищ, убийца драконов, Я давно вне законов, вне стен городов. Но мне жаль продвижений зимы эшелонов. Ведь весна от нее не оставит следов… 1.11.01j. Историческим взмахом руки, Фейерверком дождя из металла Небосвод на песок опрокинь! Что бы солнце светить перестало! Я желаю придумывать сны! Я желаю искать светотени, В фиолетовых лапах сирени, Отраженье воскресшей луны. Как живые, змеятся ветра, Совершенно истлевшие флаги. Тот, кто вяжет из трав свитера, Не боится растаявшей влаги. Не боится из лужи испить, Из ручья, отраженного лесом. Я желаю! Мне хочется жить! Пережить невезений отрезок! Но опять в небесах идет снег… И штандарты мои треплет серость, Я желаю устроить побег. Чтоб спасти свою честь, свою верность… 10.12.01.j. Белая лодочка, родом из прошлого, Из беспросветной туманов обители. Не обращается ржавое в острое. Прошлое не превратится в действительность. Осень в плаще, до забвенья изношенном, Красит безумие в цвет меланхолии. То, что разбито и волнами брошено, Не обратится в ветвистые молнии. Память и ветер, штурмующий замыслы, Звоном в безлюдной оставленной крепости. Лишь миражи слов и снов, что остались здесь, Тусклыми звездами в веточках светятся. Тлением съедены кости и волосы. Знамя лишь пепел былого величия… Призраки рыцарей, тени без голоса, Побеждены перемен безразличием, Пением птичьим, меж блоков гнездящимся… Серые плиты, в лишайниках времени Лозам плюща, в поднебесье стремящимся... К звездам подняться не хватит терпения. И эпилогом, предзимие осени… Снег, бескорыстие неба туманного. Жаль, невозможно, свершить то, что просим мы… Хитрое время не стоит обманывать. Лодочка белая, родом из прошлого… Бликов видения, сны и безмолвие… Mit Sperren und Mine Halt der Gegner uns auf, Wir lachen daruber Und fahren nicht drauf. Und droh'n vor uns Geschutze, Versteckt im gelben Sand, Im gelben Sand, Wir suchen uns Wege, Die keiner sonst fand. Und la?t uns im Stich Einst das treulose Gluck, Und kehren wir nicht mehr Zur Heimat zuruck, Trifft uns die Todeskugel, Ruft uns das Schicksal ab, Ja Schicksal ab, Dann wird uns der Panzer Ein ehernes Grab С войсками и минами. Противник нас остановил, Мы смеемся, Не двигаясь дальше. Гремит над нами стрельба. увязли в желтом песке. В желтом песке. Мы ищем нам той дороги. Что никому не найти. Оставило нас, Неверное счастье, И не вернемся мы уже, Домой никогда. Встречает нас смертельный снаряд. И зовет нас наш рок. Да рок. И будет наша броня, (танк) Нам верной могилой… Все снаряды рвутся к цели. 17.03.08.j. лишь бы встать мы не посмели... Полыхают карусели, белым пламенем огня. Здесь, где помнят лишь потери будет скучно без меня. Я вернусь твоей улыбкой. Мертвой маленькой улиткой Или мухой в ленте липкой И весенним ветерком. Я звучу, далекой скрипкой. И невидимым сверчком. Я твои босые ноги. Я разбитый панцирь строгий. Обожженный плес пологий. За ранение значок. Горных ручейков пороги. И сирены злой гудок. Я вернусь, я точно знаю. Жаль, я, верно, умираю. Красной змейкой утекаю в дымный обгоревший май. Я, как хрупкий лед, растаю. Я люблю тебя, прощай… 18.03.08j. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на огонь, Истертая кинопленка Ложится в его ладонь. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на звезду. Мой Бог стреляет так громко, Что черти дрожат в аду. Мой Бог - блестящие латы. Мой Бог - штандарты с орлом. Вперед! И бегут солдаты. В атаку добра со злом. Мой Бог - танцующий ветер. Мой Бог - веселый арфист. Он молод, он добр и светел, А конь его золотист… Мой Бог – военноначальник. Всех добрых и злых начал. Сердит, может быть, и печален, Но лишь оттого, что устал. Мой бог похож на котенка. Он мягок, игрив и мил. Мой бог смеется так звонко, Что мы встаем из могил. Нарисованные дети белым мелом на стене. В лужу сыплются столетья снопом гаснущих огней. Вереница преисподен! И других отделов ада! Меч мой сломан и негоден! Мне другой! Такой же надо! Я уставший, грустный ангел разрушенья и забвенья. Я весь пол слезами залил в этом храме утешенья. Нарисованные дети удивленно смотрят на пол, Это ж надо! Взрослый ангел, столько мокрых слез наплакал! Слушай! - Лишь шум в эфире… Слушай! Линейность правил… Веришь ли, в этом мире, Выбор нам Бог оставил… Бред! Слепая поземка. Ужас заснувших улиц… Командно звучит и емко, Визг не попавшей пули. А с утра непременно Диктор объявит время. И что погода стерва, И ничего не сделать. Только все это ересь. Шкурка от мандарина. Там далеко есть вереск - Сказочная долина. Слушай! - Одни помехи… Чертовы нарушенья! Где вы мои доспехи? Полный вперед! Движенье! Про Ирвина. Все неверно! Ты знаешь законы? Позабудь их! Инструкции врут! Я то знаю, как хрупки понтоны, И как шаток наш четкий маршрут. Я же видел, как рвется железо, И как плачет и бьется огонь. Каждый здесь кто победами грезил, Превратился в червивую вонь. Очень медленно тянется вечность… Очень ласково лижется пламя. Крик. Тебя никогда не излечат. Ты - останки, и слабая память. Все не верно! Истлеют знамена. Запылятся в военном музее. Нас забудут как сон, поименно. И оружие наше истлеет. Но не плачь! Все не так безнадежно. Слышишь музыку стали и гнева? Следуй! Верь ей! Тоскуя, тревожа, Нас ведет она в ждущее небо. Мне вырежут из черепа Волшебный амулет. Такой, что б в Бога верила. И прожила сто лет. Что бы играть на дудочке, И под гитару петь. Как жаль - для этой мелочи Ты должен умереть.. 12.9.01.J. Но поверьте мне, я не умру! Хотя это в моих интересах. Вы найдете меня по утру. И я буду сидеть на рельсах. Просто ждать самый первый трамвай. Улыбаясь махну рукою. Жаль, меня не приемлет рай. Да и тьма мне не даст покоя. 12.9.01.J. Сквозь проблески видений или разговор с деревянным человеком. Перед дорогой, перед тропой. Вырезанный из дерева. -Ты, стоящий, кто ты такой? Спрашиваю я первой. - Я, стоящий с далеких лет, Я давно дождями шлифуюсь. Но и самой тебя уже нет, Потому мы с тобой столкнулись. - Говорил ты, но не о том, Я тебя не об этом спрашиваю. Видишь, звезды пожинают серпом. И туманности косой скашивают. - Что то ты не в себе сама, в волосах твоих нити заката, умерла и сошла с ума. За чужие грехи расплата. Разъясняю твой странный взор. Мне на то дано разрешение. Идол, это и честь и позор, В наказание и в прощенье. Отвернись, и иди туда, Где от башен осталось крошево. Твой закон, и твоя судьба – Наказанье, исход из прошлого. Поворачиваю лицо, Разговора тема исчерпана. Самый мертвый из мертвецов! Нам с тобою жизнь предначертана! И глядящий чуть грустно вслед. Вырезанный из старого дуба. Толи бог, толи просто дед. Одобрительно скалит зубы. И идя сквозь введенья и сны Через скользкие времени кольца, Я, дитя возрожденной луны, Той, которой, язычники молятся. Мой черед, временная петля. Обреченная древним заклятьем. Верно, мне не положено знать, Я плачу, а вернее мы платим. И когда за зазубренный край, Я цепляю прозрачные пальцы, Я люблю тебя, не умирай, И спасти тебя, буду стараться… 22.03.08j. Я в этом старом парке сна. Где лишь надгробия и тени. Я так устал своих видений, Глотать холодного вина. Здесь нет, и не было любви, Здесь нет, и не было покоя. И я, забыл, что я такое, Пока здесь призраком бродил. А ты меня не узнаешь! Идешь, ступая аккуратно, И веришь, будто мне приятны, Цветы, что ты в мой склеп кладешь. Я здесь! Я рядом! За спиной! Ну, обернись же! Вот я! Рядом! Ну, награди хотя бы взглядом! Я мертв! Но, я как прежде твой! Прошу! Поговори со мной! Europa Я очень странный вездеход. С улыбкой раненой пантеры. Ругает небо мой расчет. У них совсем ни к черту нервы…
Dietrich: *** Знаешь, зеркало может солгать, Может зеркало ошибиться, Только тень мою не догнать, Не сравняться с ней, не сравниться, Мы уходим по склону зимы, Ждут нас единороги и феи, В лапах, ласковой шелковой тьмы, Мы совсем не о чем не жалеем. Я скольжу, через край уходя, Тень моя остается мне верной. Теплый снег, нас очистил от скверны, Навсегда за собой уведя.
Eos: *** Мое зеркало упало, Мое зеркало разбилось, Как теперь собрать осколки? Только в пальцах – Чьи- то струны, А в ладонях – чье-то сердце, Соберу букет мелодий Для твоих волшебных песен, Будут струны сладко плакать, Будет сердце тихо биться, И прольется с неба дождик В свете утреннего солнца. Да, пусть это будет утро, Да, пусть это будет утро.
Dietrich: Удивительно. Просто чудесно, глава из романа, который я пишу сейчас так и начинается. Было утро… Я восхищен стихом.
Dietrich: Wo ist die Blumen sind? Не искать, любви. Больше не ждать. По углям, твоей Польши шагать. Так не вычислить номер и ранг. Боль - отпущенный мной бумеранг. - Где цветы? Что случилось? Ответь! Кто сорвал их? И как мог посметь? - Это девушки мимо прошли, Оборвали цветы, что цвели. - Где же девушки? Где же они? - Охраняют уют и огни… Не искать в чистом поле могил. Там лишь ветер и солнце цветет. И она непременно придет. Не узнав, как ты жил и любил. Оборвет все цветы, унесет. Веет ветер и солнце печет, А ты замер, как мушка застыл, В янтаре, в январе все острей, Боль моя в одиночестве дней. Ветер, травы и солнце в зенит. Все замрет, отцветет, облетит… Не искать, не бежать не страдать. Лепестки в твоих пальцах терять. - Где цветы? Что случилось? скажи! Гулко время по венам бежит…
Dietrich: О вещах. Все вещи хотят быть найденными и опознанными. Хотят вновь вернуться в строй своей реальности. Либо быть разрушенными до основания. Функция же, тех, кто не может больше действовать – в их отсутствии. Пусть оставшиеся приходят на их могилы и помнят эти фрагменты патинированные смертью. Друг мой! Я желаю быть найденным и опознанным. Я хочу вновь светить для вас, давать надежду сплетать нить с нитью гобелен реальности. Не теряй меня больше! Я очень важный предмет в твоей коллекции. Я больше не разрушусь. Я больше не соскользну монетой, в трещины засохшей, выгоревшей почвы. Не прячь меня в сейф, мои механизмы не заржавеют от времени! Их работа надежна! Возьми меня с собой! Я буду служить тебе до последнего выстрела…
Dietrich: Воителю. Друг мой, твой Бог Государство. Твой Бог земля и люди. Ты перепутал небо с отражением в осколках стекла и вот теперь ты стоишь на чужой земле, среди людей, которых считаешь врагами, ибо они дети другого народа и зовешь все, что ты любишь. Но никто не приходит к тебе. Твоя армия сломлена. Вы потеряны. Ваш бог не помогает вам, твой Бог - твоя земля и традиции. Ты так страстно любишь свою культуру, что не видишь за этим дыхание вечности. Смотри! Дети чужих народов разрушают твои города, их архитектура, фрески, мозаики. Ничего не останется. Ничего, из того, что ты так любил. Ах, друг мой, закрой свои глаза, видишь, тысячи людей пересекли ручей и их тяжелые сапоги замутили воду, подняли ил со дна и нарушили мерное движение вод, разбив на брызги отражение небес. И ты боишься, что небес нет больше. Подними голову, мой герой, твоя империя только отражение неба. Знай, смерть твоя близка. Ты вскоре будешь настигнут и убит теми, что врагом считают тебя. Твои земли будут поделены, а традиции твоего народа уйдут в небытие. Не жалей ни о чем, мой герой, подними голову выше, открой свои уставшие глаза. Смотри! Шар света уже прячется в темную щетину сосен, и красные всадники заката мчатся в бой с наступающими сумерками. Они желают сразить мрак. Они жили здесь целый день и не хотят ухода своего времени. Но их время закончилось, Лик Сияния уже наполовину скрыт холмами, поросшими лесом. Тьма наступает, и рассыпаются последними светлыми бликами доспехи рыцарей света. Настала тьма. Возможно, ночью будут звезды, возможно, выйдет луна. Спи мой друг, нет больше стен, на которых следует нести стражу. Настала тьма. Спи, мой герой, видя легкие пугливые сны, вечность подхватит тебя, и ты станешь травой, деревьями и луной. Сверчком, поющим о чем-то на ржавых доспехах поверженных. Спи, завтра будет совсем новый день и совсем другая империя. И наш Господин вновь наполнит твои ясные глаза отражением неба.
Dietrich: Солдату. Солдат! Тебе не о чем беспокоиться! Небо отражается в твоих начищенных сапогах. Небо блестит на шлеме. На пряжке пояса твоего начертано « с нами Бог». О солдат, в твоих ясных глазах бегущие облака. Не волнуйся, ты умрешь за свою империю сегодня же ночью. Но ты веришь, что правда на твоей стороне. Ты веришь, и ты защищаешь своего Бога. Солдат, тебе не чего бояться, вы понесете поражение. Твои глаза залепит грязь, а форму машинное масло и кровь. Но это не страшно, ведь с вами Бог?
Dietrich: Вероятно, ничего лучше. Вероятно, ничего краше. Небо ясное, замки – тучи. Небо. Только ты его старше. Ничего, нелюбовь до гроба. Никого. Только тень от веток. И клеймо, серебра проба, Как с лица застывшего слепок. Не обида и не стремленья, Так безлесый пейзаж светит. Ни желаний, и не течений, Только ощущение тверди. Переплет моего горя. Далеко, но совсем рядом, Я с тобой, в ходе всех историй, Тем же что и ты дышу ядом…
Alex: Dietrich пишет: Функция же, тех, кто не может больше действовать – в их отсутствии. Это сильно. Миниатюры-эссе писал художник, для меня художника, они разворачивают картину, ясную, как изображение в волшебном зеркале. Ты мастер короткого слова. С нами Бог... А почему с нами? Бог , Он со всеми.. Он всехный Бог... Очень хорошо. Получаю удовольствие от твоих букв, составленных слова и сплетенных в предложения.
Eos: Очень красиво. Последняя строка - замечательный завершающий росчерк. Красивое стихо.
Eos: "С нами Бог!" - это очень известная фраза, Алекс. Алекс, ты здорово написала: "От... букв, составленных в слова и сплетенных в предложения" И еще у меня по первой миниатюре-эссе (Алекс просветила) сразу возникла такая мысль: "И никто до конца еще не определил, вещь ли принадлежит хозяину, или хозяин - вещи". Че-то как-то думаю по этому поводу.
Alex: А никто никому не принадлежит , Эос, и никто никому ничем не обязан.Даже наши дети нам. Когда это понимаешь основательно, не поверхностно ( как банальность) то жить становится намного легче. С нами Бог, - конечно известная фраза Я просто ее оспорила.
Dietrich: Heil! Фраза, «С нами Бог» „Gott mit uns“ совсем известна. Так же как «Моя верность зовется честью» „Meine Ehre heißt Treue“. Она то, как раз, и усиливает ощущение неверности и узости взглядов. А про вещи, я вот свято верю, что мои вещи есть и мне просто важно их найти. Соответственно и вещи меня найти желают. А разве не так?
Eos: Вот! Вот! Именно так, Дитрих! Суть разлита в людях и в вещах! Я о том же говорю! То ли вещь ищет человека, то ли человек ищет ее. Это важно! Это важно! Главное в сути, которую содержит вещь. Человек, существо изначально двойственное, - небо и земля в одном флаконе, - должен найти свое небо и свою землю. и свои вещи. Он окружает себя своей сутью. Имеющей и духовное, и материальное выражение. В этом-то и вся прелесть.
Dietrich: Без вещей одиноко, хотя я лично пытаюсь очень сократить их количество в своей жизни. Так как трус. Так как крайне не люблю терять. Это последний из моих страхов, который, я так и не могу победить. Страх потери. Вещи ломаются, а люди уходят и просто отлично, когда они уходят более светлой дорогой. А не тем скользким бездорожьем, что избираю я. Лично я люблю весомость вещей, их качество, поэтому, мне так дороги предметы начала 20 века. Я их понимаю. Я ценю брутальную надежность и очень боюсь хрупкости предметов в своих руках. Я ценю верность, так мотор тянет до последнего, так спотыкается боевой конь лишь унеся раненного седока прочь от гибели. Я знаю что такое верность. И более другого ищу ее. Без нее я не могу защищать хрупкие пальцы красоты.
Анна Шелест: Дитрих, у Вас (тебя) интересные стихи. Ты где-то их публикуешь?
Dietrich: Heil! Нет не печатался. Не случилось пока. Спасибо за комплимент, я писал долгое время только для себя. Вот к вам пришел. Поделился.
Анна Шелест: Dietrich пишет: Вот к вам пришел. Поделился. Существует множество литературных сайтов, где можно разместить свои произведения. Там и совет дадут, и самому что-то интересное найти можно.
Dietrich: Heil! Порекомендуйте пожалуйста адреса таких форумов. Я буду благодарен!
Chandra: Дитрих, вы можете пойти на Арифис, если не боитесь быть растерзанным на мелкие кусочки дробным анализом Помните в "Золушке" ссылку?
Анна Шелест: Всех сразу и не упомню. Ну, например, Фабула, Стихи ру, Графоманов net.
Alex: Только сразу надо быть готовым к определенному восприятию - это не Фиолетовый форум, где если критикуют, то тут же целуют обратно. Потому что здесь общение ради общения, и как сказал один умный человек, в гении по черепам не лезут. Так что, когда на сайтах изрядно потрепят перья, можно прийти сюда и вздохнуть. Но, надо сказать, - для тех, кто умеет воспринимать критику, такие вещи - хорошая школа.
Dietrich: Ясно, разберут на запчасти и танк и танкиста…
Анна Шелест: Позволю себе порекомендовать местечко, где по головам не лезут, а наоборот - всячески поощряют таланты. http://www.stihi.ru/author.html?hedgehogs
Alex: Аха И тогда сразу видно будет из чего он состоит. И где нужно поменять заржавевшие детали, где почистить траки и чегось нибудь починить.... Я не рискую. У меня нет твердости характера. Я люблю, когда меня хвалют.
Eos: Все любят. Но когда разносят на клочки - сразу видно, где критик прав, а где - нет. Критик критику рознь. Хороший критик - на вес золота. Но это понимаешь потом. Самое интересное, когда заходишь к некоторым критикам на их личную страничку и падаешь в обморок - там ничего, ни-че-го. И тогда понимаешь, что это - знак качества, если такой критик тебя разносит. А вот если он в твоих стишах что-то ценное нашел - тогда стоит задуматься. Опыт ценен, только надо научиться молчать в ответ на всякий бред. Молчать в задумчивости. И реагировать на качественную критику. Меня абсолютно посредственная девочка однажды назвала бездарностью. Ой, для меня было странно и неприятно. А потом подумала: ну, бездарность, и что? Вполне может быть. Люди и получше пишут. Ничего страшного. Я не поэт, не прозаик (не про заек...) и от этого меньше фильтров на мозгах. Я просто живу и чувствую. Я просто так живу. В рифму. Это мой способ жизни. То же самое у других - они не просто сели и решили написать эдакое... Они просто так живут. Они живут рифмами, предложениями, миниатюрами. И потому талантливы. Алекс, это же твой способ жизни! Это критерий таланта.
Alex: Eos пишет: Молчать в задумчивости. Эос!!!! Ты обозначила мой способ общения с миром. Я молчу в задумчивости. Но ты права. Например, Ляля, я иногда реву по ту сторону экрана на ее замечания, но через некоторое время понимаю, что она права. И это дает новый виток в моем развитии. Но таких критиков... где их наберешься?
Dietrich: Спасибо, теперь узнаю о себе что-нибудь новое. Интересное и завлекательное. Мне случается слушать критику, я привык. Критиков много я один… Как то бороться с ними нужно, да и с собой тоже. Иначе можно заржаветь и впасть в глубокий снобизм. Мой любимый учитель, которому я всем обязан, без него я бы совсем иначе рисовал, самый жесткий критик, которого я встречал. И самое страшное, он имеет на это абсолютное право. У меня и в мыслях не было, что он может меня похвалить. Когда месяца четыре назад я это услышал, не поверил. Так и замер в шоке.
Alex: Ой, Дитрих... Мою редактора ( ты можешь на нее полюбоваться в теме Мы "Ну вот она я, Алька") боятся все , как огня. Она может так сказать, что впору убиться апстену... Я собираю ее похвалы, как жемчужинки, прячу подальше и помню долго. Вот одна - я ее часто цитирую "Ты , как опытный взломщик, чуткими пальцами вскрывающий наши души...." Кто твой учитель? Расскажешь о нем?
Dietrich: Экспонат. Я стою рядом с витриной в музее. Я молчу. Экскурсовод, он все сам знает, но группа не желает слушать его. Экскурсовод поставленным голосом рассказывает заученный текст. Я мысленно поправляю неточности, от некоторых фраз меня пробирает смех, и я улыбаюсь. Что-то трогает меня, вызывает цветные образы или приступ тоски. Группа не желает слушать, они шумят, тычут пальцами, толкаются. Дети. Я смотрю на них с завистью. Хорошей, доброй завистью. Они живые, настоящие еще не разочарованные. И им совсем не интересен этот алюминий под стеклом, разрозненные знаки отличия, жетоны с номерами, ржавые сегменты оружия, патроны, гильзы. Дети. Они, сама жизнь. А жизнь не верит в истлевшую память и ушедших героев. Она верит в себя, в свой бешеный ритм и неуязвимость плоти. Жизнь верит в свое превосходство над бессилием и безвыходностью. Дети. Я одобряю их выбор, я и сам жалею, что все так. Я остаюсь в зале возле витрины и не желаю уходить. Мне не куда торопиться. Я уже пришел. Подходят двое. Обычно, такие люди не ходят в музеи, они могут сами, при желании, собрать небольшой музей. Верно, эти иногородние. Они все сами знают. Знают, больше чем я правды и вымыслов они, коллекционеры. Состоявшиеся, взрослые люди. Они пугают меня своими знаниями, и я слушаю затаившись. Понимая, насколько отрывочна была моя информация. Мне от этого неловко. Эти люди знают все, кроме того, каково это все было. Но их это и не интересует. Им безразличны эмоции. Им достаточно фактов. Зачем им ощущения? Я напуган ими. Я слушаю и чувствую как меня разбирают на части. Вся моя жизнь для них открытая книга, я, кажется, попал в статистику. Я среднестатистический побежденный. Они не видят меня, даже не подозревают о моем существовании. Я, для них история, набор деталей, наград и знаков отличия, заключенных под толстым стеклом витрины. Они обладают фактами и богатством коллекционеров, чужими наградами, чужим столовым серебром, всем тем, что когда-то жило теплом хозяев, а теперь лишь экспонат. Мне страшно и горько. Я рад, что они не видят меня. Я уже собирался уйти прочь от своей витрины, когда в зал вошли молодые люди человек пять. Мне совсем тоскливо, слушать их разговоры, в контексте этой весны они звучат глупой бравадой и издевательством. Издевательством над собой. Меня они тоже не замечают. А я все никак не могу уйти от маленького предмета под стеклом. Личного предмета. Вещицы, которая моя, и вместе с тем, моей никогда уже не будет.
Robi: Мне понравился этот поиск себя. Самая тяжелая дверь между "все мое" и "ничего моего нет, и от этого так легко". Интересно читать ваши внутренние миниатюры.
Dietrich: Долго пытался сформулировать. Не уверен, что получилось сказать все. Сказать сказал, недоговорил..))
Eos: Маленький предмет под стеклом. Оторванный кусочек тебя. Нет, все получилось. Куски, которых не собрать. Внутреннее состояние. Очень печально только. у наших мужчин печальныые сказки. У Роби печальная сказка, у Дитриха. Но очень красиво, да. И глубоко.
Alex: И у меня последняя не комедия.. Мда. Мой внутренний Торквемада уже пошел за растопкой.... Потому что жечь собственные Книги - национальная русская забава. Для журналистов в аду два котла - Цензура и Самоцензура. Оба горят одинаково жарко.
Dietrich: Heil! Милые дамы! Весна, цветы. Город без падали и гари, а вы книги жечь! Мы это уже проходили, не в России.. И отличные жгли книги. А потом жгли знамена. Что за весенняя унылость? И самокритичность? Сказка Робби просто чудесна! А ваша, Алекс история заставила, меня наконец написать это эссе. Ваши цензоры как раз и являются моими коллекционерами. Впрочем это и так ясно. А уж если существо из тысячи тысяч фрагментов находит и опознает свой элемент. Так это же праздник! Весна, никто не умер, все циничные юные принцессы нам только пригрезились, так как были лишь фреской. Веселых стихов писать не буду, так как мне не весело. Мне просто, очень, очень хорошо. От того, что можно жить и дышать. А цензоры, критики, коллекционеры юные стервы, и не слишком юные тоже, пусть идут лесом, полем и фиолетовым вереском, дабы там их напугал Грендель или кто другой.
Eos: О! Фиолетовым вереском! надо запомнить.
Dietrich: 22.04.08j. В моем альбоме есть все: Цветок, благородно – белый, Графично: углем и мелом, В поблекшем фото цветет. В моем альбоме есть дни, В которых, так много солнца И сепией улыбнется, Мой Ангел, небом храним. В альбоме моем парад: Там музыка и улыбки, В безвременье тонет зыбком, Восторженный юный взгляд. Есть дом, в альбоме моем, Что так же потерян где-то. Альбом, впечатлений света. Где мы навсегда, живем.
Dietrich: Таянье. А потом, была весна. И было очень тихо в саду. А еще было очень много подснежников. Но мы об этом не знали. Так как, светлое отныне небо, не обещало нам новых историй. Разрозненные и безликие, медленно и нехотя, мы, становились историей. У нас, не было отныне имен. И для нас, не было оправданий. Потому что была весна.
Eos: А у нас начал таять снег.
Alex: Ой. Дитрих.... Альбом... Плачунимагу. Очень красивое стихотворение. Просто прелесть. Если бы ты не умел рисовать, я бы сделала иллюстрацию, а так.. постесняюсь. Спасибо!
полная версия страницы