Форум » Литературный салон » Dietrich » Ответить
Dietrich
Dietrich: Ах, вечность? Вечность за плечом? А вечность в наши шеи дышит. Звеня, сама себя не слышит, Не знает больше не о чем. А вечность, выверенный шаг. Моих часов без циферблата. Оплата? Свито, слепо, свято. Измятым ворохом бумаг. Пора? Опоры и дома, И города и побережья. Все так. Но впредь, не будет прежним. Тот город. Где цветет чума. Все так. Как пишут наперед. На дне морском слепые рыбы. Как хочет до небес допрыгнуть. Гремящий хор соленых вод. Все так. И выверен апрель. И в срок, прибудет непременно. Все здесь. Одной лишь переменной. Здесь нет,…Молчит одна свирель. ….. И вновь я чувствую, мой сон. Из детства, мера ожиданья. И нервные воспоминанья, Пугливо дергаются в нем. Там дом, и гости. Волшебства, Протяжный и неясный голос. Луна, что молча смотрит в прорезь, Гнезда, что выткала листва. ….. 29.02.2008j Я ничто. Только тень у дороги. Я растоптанной бабочки лапки. Я старик, попрошайка, безногий. Рыжий мох, пересохший без влаги. Я металл, покореженный тленом, И безвестным, проклятым снарядом. Я умру без тебя непременно, Отравив себя собственным ядом. Я последний осколок сомнений. Окончанье февральских мелодий, Рваный лед, и глухое паденье, Что финалом историй приходит. Я рассыплюсь утраченным кадром. Убегу грязным снегом в ливневку. И врачи, что приехали на дом. Заключенье напишут неловко. ….. 29.02.2008j Я ничто. Только тень у дороги. Я растоптанной бабочки лапки. Я старик, попрошайка, безногий. Рыжий мох, пересохший без влаги. Я металл, покореженный тленом, И безвестным, проклятым снарядом. Я умру без тебя непременно, Отравив себя собственным ядом. Я последний осколок сомнений. Окончанье февральских мелодий, Рваный лед, и глухое паденье, Что финалом историй приходит. Я рассыплюсь утраченным кадром. Убегу грязным снегом в ливневку. И врачи, что приехали на дом. Заключенье напишут неловко. B.47 13.о3.2008 J. Что мне, до вашего страха? Что мне, до вашей беды? Небо, не может заплакать. Острым, мерцаньем слюды. Небо, тактически низко. Слишком! Себе говорю, Небо - усопший епископ. В мантию, спрятал зорю. Что мне, теперь до агоний? Что, до кричащих в бреду? Рок – меня, по небу гонит. Словно, по хрупкому льду. И, моя страшная ноша. Вспыхнет в твоих городах. Видишь? Я панику множу! Взрыв! Я лишь тень в небесах. Это, всего лишь задача. Новый рейд, белой звезды… Там внизу, пламенем плачет… Там внизу – пепел и дым… Что мне, вы цель, и не боле, Я, возвращаюсь домой. В небе, я жив, я на воле… Дрезден, горит за спиной… 15.03.2008j. Дождь. Не моя война. Ночь и грустит железо. «Дни мои старина, Вышли. Мой дух истерзан.» Мы так похожи здесь. В этом забытом парке. Тает, как в топке жесть. Снег на уставшем танке. Так связующая нить - быть. Очищающий огонь – вонь. Как зеленая тоска- Парабеллум у виска. А чужой священный день - ложь. Ты теперь свой дом уже, не найдешь… И тогда, они стали плакать и брать меня за руки .но я не ответил им. И тогда они рвали на себе волосы и руки заламывали. Но я не ответил им. А они вопрошали, как быть им теперь. Но я оставался безмолвен. И проплакав, надомной пол часа, они ушли. Оставив меня разбитым и бессловесным на дне шахты. Как? Как вы можете? Немного любви и искренности могли бы вернуть мне дыхание! Но я не нужен вам. И вы так безропотно отпускаете меня в смерть. Будто я чужой для вас… 15.3.02 j. И эпилогом между строк. Чужой засаленной тетради, Смеются глазки виноградин, Лозою, подводя итог. И за чертой небытия, Вопрос в ответ вольется в кубке. И дым колечками из трубки, Как солнце грубого литья. И растворившись до конца. Я рухну в пыль в конце колонны Военнопленных и бездомных, И смерть не стану отрицать. И проходя своей землей, Мне будет жаль сырого лета, И липок, в листики одетых, Которые срубил конвой. И зная все и наперед, Читая лини с ладони, Мне не укрыться от погони, И пальцев ранящих как лед. 1.10.01j. Прорицаньем далеких путей, Обретеньем крылатых созданий. Я прошу тебя, день мне согрей. На костре из пурги предсказаний. Моя тень фиолетовый мрак, Черной кошкой к тебе на колени. Клинописный Ассирии знак. Огоньком на слезливых поленьях. Я так сильно тебя люблю. Золотистые осени руки, В мои волосы бронзу льют, Из тяжелых небес близоруких. И стоящие тысячи лет, Каменеющие от года, Кости гор, их гранитный скелет, Подпирает дождливые своды. Разноцветный загадочный лес, В шутовском, колдовском одеянье, Проявленье осенних чудес, Сыплет золото в знак подаянья. И в волшебном безлюдном краю, Где безвременье лучшее время. Я тебе свою тень подарю, Только тень, за цветов неименьем. 5.11.01 j. Перебиты, переломаны истерты. Механизмы продвижения вперед. И теперь, воскресшего из мертвых. Инвалидность горестная ждет. Ваша жалость не залижет раны, Как и обретенная свобода. Божества, взирая с небосвода. Улыбаются хмельно и странно. 10.11.01j. -17.03.08j. Верно мертв или пьян, либо с ночи простужен В предъянварскую стужу. Я - король обезьян. И зима, ощетинясь, металлом кольчужным, Обращает в дракона свой девичий стан. И я, как идиот, отморозок от лета, Наблюдая, как буря пускается в лёт. Понимаю одно, что созвездие света И созвездие льда мою душу возьмет. Я убийца чудовищ, убийца драконов, Я давно вне законов, вне стен городов. Но мне жаль продвижений зимы эшелонов. Ведь весна от нее не оставит следов… 1.11.01j. Историческим взмахом руки, Фейерверком дождя из металла Небосвод на песок опрокинь! Что бы солнце светить перестало! Я желаю придумывать сны! Я желаю искать светотени, В фиолетовых лапах сирени, Отраженье воскресшей луны. Как живые, змеятся ветра, Совершенно истлевшие флаги. Тот, кто вяжет из трав свитера, Не боится растаявшей влаги. Не боится из лужи испить, Из ручья, отраженного лесом. Я желаю! Мне хочется жить! Пережить невезений отрезок! Но опять в небесах идет снег… И штандарты мои треплет серость, Я желаю устроить побег. Чтоб спасти свою честь, свою верность… 10.12.01.j. Белая лодочка, родом из прошлого, Из беспросветной туманов обители. Не обращается ржавое в острое. Прошлое не превратится в действительность. Осень в плаще, до забвенья изношенном, Красит безумие в цвет меланхолии. То, что разбито и волнами брошено, Не обратится в ветвистые молнии. Память и ветер, штурмующий замыслы, Звоном в безлюдной оставленной крепости. Лишь миражи слов и снов, что остались здесь, Тусклыми звездами в веточках светятся. Тлением съедены кости и волосы. Знамя лишь пепел былого величия… Призраки рыцарей, тени без голоса, Побеждены перемен безразличием, Пением птичьим, меж блоков гнездящимся… Серые плиты, в лишайниках времени Лозам плюща, в поднебесье стремящимся... К звездам подняться не хватит терпения. И эпилогом, предзимие осени… Снег, бескорыстие неба туманного. Жаль, невозможно, свершить то, что просим мы… Хитрое время не стоит обманывать. Лодочка белая, родом из прошлого… Бликов видения, сны и безмолвие… Mit Sperren und Mine Halt der Gegner uns auf, Wir lachen daruber Und fahren nicht drauf. Und droh'n vor uns Geschutze, Versteckt im gelben Sand, Im gelben Sand, Wir suchen uns Wege, Die keiner sonst fand. Und la?t uns im Stich Einst das treulose Gluck, Und kehren wir nicht mehr Zur Heimat zuruck, Trifft uns die Todeskugel, Ruft uns das Schicksal ab, Ja Schicksal ab, Dann wird uns der Panzer Ein ehernes Grab С войсками и минами. Противник нас остановил, Мы смеемся, Не двигаясь дальше. Гремит над нами стрельба. увязли в желтом песке. В желтом песке. Мы ищем нам той дороги. Что никому не найти. Оставило нас, Неверное счастье, И не вернемся мы уже, Домой никогда. Встречает нас смертельный снаряд. И зовет нас наш рок. Да рок. И будет наша броня, (танк) Нам верной могилой… Все снаряды рвутся к цели. 17.03.08.j. лишь бы встать мы не посмели... Полыхают карусели, белым пламенем огня. Здесь, где помнят лишь потери будет скучно без меня. Я вернусь твоей улыбкой. Мертвой маленькой улиткой Или мухой в ленте липкой И весенним ветерком. Я звучу, далекой скрипкой. И невидимым сверчком. Я твои босые ноги. Я разбитый панцирь строгий. Обожженный плес пологий. За ранение значок. Горных ручейков пороги. И сирены злой гудок. Я вернусь, я точно знаю. Жаль, я, верно, умираю. Красной змейкой утекаю в дымный обгоревший май. Я, как хрупкий лед, растаю. Я люблю тебя, прощай… 18.03.08j. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на огонь, Истертая кинопленка Ложится в его ладонь. Мой Бог похож на ребенка, Мой Бог похож на звезду. Мой Бог стреляет так громко, Что черти дрожат в аду. Мой Бог - блестящие латы. Мой Бог - штандарты с орлом. Вперед! И бегут солдаты. В атаку добра со злом. Мой Бог - танцующий ветер. Мой Бог - веселый арфист. Он молод, он добр и светел, А конь его золотист… Мой Бог – военноначальник. Всех добрых и злых начал. Сердит, может быть, и печален, Но лишь оттого, что устал. Мой бог похож на котенка. Он мягок, игрив и мил. Мой бог смеется так звонко, Что мы встаем из могил. Нарисованные дети белым мелом на стене. В лужу сыплются столетья снопом гаснущих огней. Вереница преисподен! И других отделов ада! Меч мой сломан и негоден! Мне другой! Такой же надо! Я уставший, грустный ангел разрушенья и забвенья. Я весь пол слезами залил в этом храме утешенья. Нарисованные дети удивленно смотрят на пол, Это ж надо! Взрослый ангел, столько мокрых слез наплакал! Слушай! - Лишь шум в эфире… Слушай! Линейность правил… Веришь ли, в этом мире, Выбор нам Бог оставил… Бред! Слепая поземка. Ужас заснувших улиц… Командно звучит и емко, Визг не попавшей пули. А с утра непременно Диктор объявит время. И что погода стерва, И ничего не сделать. Только все это ересь. Шкурка от мандарина. Там далеко есть вереск - Сказочная долина. Слушай! - Одни помехи… Чертовы нарушенья! Где вы мои доспехи? Полный вперед! Движенье! Про Ирвина. Все неверно! Ты знаешь законы? Позабудь их! Инструкции врут! Я то знаю, как хрупки понтоны, И как шаток наш четкий маршрут. Я же видел, как рвется железо, И как плачет и бьется огонь. Каждый здесь кто победами грезил, Превратился в червивую вонь. Очень медленно тянется вечность… Очень ласково лижется пламя. Крик. Тебя никогда не излечат. Ты - останки, и слабая память. Все не верно! Истлеют знамена. Запылятся в военном музее. Нас забудут как сон, поименно. И оружие наше истлеет. Но не плачь! Все не так безнадежно. Слышишь музыку стали и гнева? Следуй! Верь ей! Тоскуя, тревожа, Нас ведет она в ждущее небо. Мне вырежут из черепа Волшебный амулет. Такой, что б в Бога верила. И прожила сто лет. Что бы играть на дудочке, И под гитару петь. Как жаль - для этой мелочи Ты должен умереть.. 12.9.01.J. Но поверьте мне, я не умру! Хотя это в моих интересах. Вы найдете меня по утру. И я буду сидеть на рельсах. Просто ждать самый первый трамвай. Улыбаясь махну рукою. Жаль, меня не приемлет рай. Да и тьма мне не даст покоя. 12.9.01.J. Сквозь проблески видений или разговор с деревянным человеком. Перед дорогой, перед тропой. Вырезанный из дерева. -Ты, стоящий, кто ты такой? Спрашиваю я первой. - Я, стоящий с далеких лет, Я давно дождями шлифуюсь. Но и самой тебя уже нет, Потому мы с тобой столкнулись. - Говорил ты, но не о том, Я тебя не об этом спрашиваю. Видишь, звезды пожинают серпом. И туманности косой скашивают. - Что то ты не в себе сама, в волосах твоих нити заката, умерла и сошла с ума. За чужие грехи расплата. Разъясняю твой странный взор. Мне на то дано разрешение. Идол, это и честь и позор, В наказание и в прощенье. Отвернись, и иди туда, Где от башен осталось крошево. Твой закон, и твоя судьба – Наказанье, исход из прошлого. Поворачиваю лицо, Разговора тема исчерпана. Самый мертвый из мертвецов! Нам с тобою жизнь предначертана! И глядящий чуть грустно вслед. Вырезанный из старого дуба. Толи бог, толи просто дед. Одобрительно скалит зубы. И идя сквозь введенья и сны Через скользкие времени кольца, Я, дитя возрожденной луны, Той, которой, язычники молятся. Мой черед, временная петля. Обреченная древним заклятьем. Верно, мне не положено знать, Я плачу, а вернее мы платим. И когда за зазубренный край, Я цепляю прозрачные пальцы, Я люблю тебя, не умирай, И спасти тебя, буду стараться… 22.03.08j. Я в этом старом парке сна. Где лишь надгробия и тени. Я так устал своих видений, Глотать холодного вина. Здесь нет, и не было любви, Здесь нет, и не было покоя. И я, забыл, что я такое, Пока здесь призраком бродил. А ты меня не узнаешь! Идешь, ступая аккуратно, И веришь, будто мне приятны, Цветы, что ты в мой склеп кладешь. Я здесь! Я рядом! За спиной! Ну, обернись же! Вот я! Рядом! Ну, награди хотя бы взглядом! Я мертв! Но, я как прежде твой! Прошу! Поговори со мной! Europa Я очень странный вездеход. С улыбкой раненой пантеры. Ругает небо мой расчет. У них совсем ни к черту нервы…
Eos: Мы все отравлены собой, А это - яд высокой пробы...
Robi: Если пешка идет по прямой. С ней забавно играть в поддавки, Пусть зигзагом пройдет за ладьей, И сыграет с конем в две руки. Тогда станет по праву ферзем, Правя бал в королевстве своем.
Eos: Роби, а как это она зигзагом, бедная, сыграет? И с конем в две руки ей как-то прыгать не по-правилам. Она по полю побежит, да?
Robi: Сначала она подвинется в сторону - на самый край своей клетки - поближе к ладье и оттуда попросит ее защиты, а потом каак шагнет. А коня она сначала сама защитит, а когда он поле для нее растопчет, смело перейдет на новую позицию - иначе можно простоять вечно, упершись лбом в неприятеля. Это великое искусство играть в команде. Индивидуализм обречен на одиночество в скучном месте, и даже если он великий, то на зависть, предательство и ссылку в захолустье, типа острова Святой Елены, деревни Березово...
Dietrich: Тактика великая вещ. А взаимодействие друг с другом разных родов войск это вообще превосходно. Увы, не всегда случается, есть такая вещ, как амбиции и политика.
Robi: В человеческой игре - человеческин страсти - это дано, как одно из главных условий, которое надо учитывать и использовать. С самыми дружескими пожеланиями Robi
Dietrich: Тья, мои комментарии были адресованы, к одной из прошедших войн. В жизни мирной и современной мне тоже не всегда удается страстями людей играть. Их амбиции порой сильно вредят моим действиям. И иногда имеют, весьма плачевные последствия. Но очень постараюсь поверить, что чужое безумие можно использовать себе на благо. Порой возникает желание, только добить несчастных одержимых страстями. (Это в том случае, если заказчик от неумеренной гордыни или скупости собирается убить мой объект. Начинает портить экономией, хотя может себе позволить выполнение в именно этих материалах. Или вдруг вообразил себя великолепным архитектором, и вторгается в мою проектную деятельность, а на деле совершенно не обладает не образованием ни вкусом. Так случается.) Я, конечно, стараюсь, рассказывать о престижности и даже обладаю способностью убеждать, но порой человеческая глупость удивляет меня своими причудливыми формами.
Chandra: Dietrich пишет: но порой человеческая глупость удивляет меня своими причудливыми формами. Это точно. Часто беседа с заказчиком ставит художника в тупик, не знаешь, кого пожалеть - его или себя
Dietrich: В таких случаях, я начинаю спрашивать себя и окружающих: «где мой люггер» - Парабеллум. Вариантов два. Застрелиться самому, или добить несчастного. Второе предпочтительнее. Но иногда, очень хочется убить себя, жаль это вредно для здоровья.
Robi: Совместить в себе художника и дипломата – все равно, что привязать облака к земле, но в идеале это - единственный путь к успеху, сохранению себя, заказчика и произведения искусства.
german: Усталость лечат сном, Железом или ядом. Свинцом или огнем. Осколочным снарядом. Усталость лечат льдом, Изношенной одеждой. Разбитым грязным лбом. И слабостью безбрежной. всему один ответ. всему один покой. а нас отныне нет, нас унесло рекой... нас бросило о борт, разбило на куски. А ты вчера был горд. В парадах городских. А ты еще был смел. И песни пел вчера. Всему один расстрел. В одной печи сгорать. Волшебный самолет. За нами прилетит. И нас с тобой сожжет. А пламя все простит. Всему один ответ. Всему один итог. Несбывшихся побед. Разрушенный чертог Жёсткое стихотворенье, похоже на коньяк с выдержкой
german: Интересные у вас стихи. А сколько вам лет ?
Dietrich: ………….. 15.11.2006j. О, Бог металлоконструкций, О, Бог гранаты метающий. Все верно. Все по инструкции. Все верно, как снег не тающе. Железо плавится плавно О солнца алые кромки. О, Бог воинственной славы, О, бог, стреляющих звонко. Да, это, не то что, значит, Удар неудач на голос, Реакцию обозначить На злую долгую морось. О, Бог во весь рост встающих. О, Бог не поражаемых. Из рек непрозрачных пьющих, В забвении не прощаемых. Не сердись на меня мой свет. Не сердись на меня мой день. Я четыре тысячи лет, Бью о камни острую тень. Я четыре тысячи зим, По колено в мокром снегу, На узорах серых долин Королевства сон стерегу. Неслишком мало мне лет и не слишком много. А ты как думаешь? Сколько мне лет? Мне даже любопытно, какой образ сформировался у тебя. а вообще душа,такая штука. она знаешь ли почти вечная.
german: Ну и ладно, секрет прям....
Dietrich: А тебе хотелось красок. А тебе хотелось маршей. Что бы душу жгла опасность, И совсем ненужно фальши А тебе хотелось песен, Для тебя победных песен, Что бы лес был свеж и весел. Что бы день дождем не грезил. А тебе хотелось битвы, Как тебе хотелось битвы. Что бы небо было дымным. Что бы воздух резал бритвой. Милый мальчик, ты мечтатель, Брошен, на краю вселенной. Сам себе воинопленный. Сам себе теперь каратель. Я очень, очень любопытен. Только и всего и сейчас мое любопытство распростронялось на твои мыслеобразы. 26 лет.
Dietrich: Именно, очень нравится это произведение Гумилева. Я не думаю,что его можно сравнивать, например с Рильке но эмоциональная окраска " серебряных" мне очень близка и понятна. 2.4.2008j. Он спит, его не будите. Он выпил сырой погоды, День вылился в Стикса воды. И медь триумфальных литер. Он спит, замерев в паденье На лютню, девичьих пальцев, И мерно его горенье, Как пенье святых скитальцев. Он спит. Его не тревожить. А в прочем, звучите громче! Ведь сны его – злая горечь, И жестко стальное ложе.
Dietrich: Признаться жестко ты про свою родину, мне она представляется несколько другой. Очень вдумчивая, огромная могучая страна, с умными людьми. Слишком много ошибок было совершено в 20 веке. Я надеюсь, что они поправимы. Поэзия серебряных, это не хандра, это скорее зрение сквозь стены. Знаешь ли, люди способны видеть свою судьбу. И очень страшно, когда все что ты любишь, скоро разрушат, а в родовом твоем поместье поселят крестьян. Возможно, я резок. Но здесь все мои симпатии на стороне дворянства. И что касается политичности моих взглядов, то я верю, что России нужна монархия. Но это так лирика. Россия прекрасная великая страна и я всем сердцем желаю, что бы ее подданные это видели и ценили ее поэтов и историю.
Eos: Николай Гумилев, мой любимый поэт: Волшебная скрипка Валерию Брюсову Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры! Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей. Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад, и когда горит восток. Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось всё, что пело, В очи глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
german: Серебряный ве- век осмысленный, полный хандры...Но самобичевание и хандра близки России...
german: Дитрих я не про то.....Бесспорно великая, беспорно могучая......Но синтетический взгляд пришёл из Европы к нам...Великодушие замещено вещизмом и потребительством....Пала Германия, Пала Россия, Падает Америка....И скоро станет всё руины.....Возникнет новый мир...и он умрёт...Нам увидеть этого не дано, но потом ещё один мир...и так далее.....
Dietrich: Ну уж нет. Молодой человек. Прорвемся. Не стоит так переживать, пока существуют такие люди, как те уважаемые господа и дамы присутствующие на этом форуме. Да и просто, те мои дурья с которыми вы не знакомы, как и я не знаком с вашими друзьями, думаю, ничего не падет. Германию собрали по кусочкам, Знаешь, нынешняя Германия мало похожа на то, что было в 39. но это не то, что осталось в 45. И Россия конечно очень большая страна, и разрушали ее дольше, и собирать ее будет сложнее, но думаю, оно того стоит. Потому я здесь. И вот тебе совет, от грустных всяких мыслей и хандры спасает холодный душ, черный кофе, спорт зал и долгие велопрогулки. Или просто пострелять. Так что, ты что-же, желаешь жить вечно? Или ты настолько ценен и боишься, что этот мир слишком много потеряет?)) Я иронизирую не грусти.)) Прорвемся. У нас сейчас общие цели.
german: Ну уж нет .....жить вечно - глупо.....да и не к чему. Про Германию 39 и 45 я бы рассказал свою точку зрения. Только здесь это неуместно. Я не сомневажсь что Россия воспрянет...Но какая она будет эта Россия ? Только не говорите, что мы определяем какой она будет . А то слишком саркастически прозвучит.
Dietrich: Странно. Я то думал ты элемент этого общества. То есть, ты считаешь себя не причастным, и ответственности никакой не несешь? Не слишком понятная для меня позиция. Но это только твое дело. Мое же мнение неизменно, создавать то и так как считаешь нужным, подчиняясь законам красоты и эргономики, не забывая экологию и другие моменты, которые надо помнить, проектируя что-то хорошее. Время все пожрет. Но бояться этого не стоит… С уважением Дитрих. Меланхолия, друг мой и врач. Исцеляет смертельные раны. Меланхолия - нервный скрипач. И мотив его рваный и странный. Меланхолия. Я не вернусь. Я дозорным ушел за рассветом. Я исчез, где-то, пасмурным летом. Я уснул и уже не проснусь. Меланхолия, северный край. Иссеченный столетьями город. В свете звезд, сконцентрирован холод. И чуть слышное, «не забывай» Меланхолия, друг мой! стреляй..!
german: Меланхолия - радость и вино Печаль снегов и лун восходов Ты жизнь, забавное звено Меланхолия, гимн приходов Молитв шёпот, дорога в село Надежда на сон городов Меланхолия, вяло тело от твоих неношенных оков
Dietrich: Переплавка На части, на составные. На гайки, на шестеренки. Меня разберут слепые, Безжалостные ручонки. На тысячи сто фрагментов. На множество множеств фактов. Скрепя бронею сегментов. Я выдержу, не заплакав.
Dietrich: Жаль, здесь нет места для меня, И для тебя нет больше места. И это будет доброй вестью И скроет символы огня. Здесь места нет моим цветам, Все, слишком, выцветши – белесо. Твой путь и мой тянулся лесом. К покатым облаков хребтам. Прозрачный шарик рождества? Луна в антенн переплетенье? Нет, это хрупкие растенья. Шлют музыку своим мирам. Теперь и дале, все ровно. Ни крестиков, ни многоточий. Петляя, след, морозной ночью. Свой диалог ведет с луной.
Dietrich: Будешь смеяться, я мыслю категориями органики и в голове моей так много суеверий… Для меня, многие люди представляются чем-то вроде зомби. Разлагающимися трупами, лишенными души а иногда и разума. Мне иногда даже жутковато смотреть им в глаза. Идешь по улице ночью, а мимо тебя, шатаясь, идут тела, смердя и причитая, воя что-то малопонятное. Я шарахаюсь в ужасе, стремясь слиться с тенью домов, которые я давно перестал воспринимать как архитектуру. Мне кажется что это инфекция и стоит мне еще раз увидеть белесые глаза идущих, я стану таким же. Но возможно ты прав, и это роботы, созданные враждебной цивилизацией. Тогда мне еще страшнее… Верно, они бессмертны? В тела давно умерших людей встроены датчики и электронный мозг, такой маленький, что размещать его можно где угодно, и нет нужды размещать его в голове этого биомонстра. Поэтому убить их очень сложно… А война, зачем мне война… я сам себе высшее командование, а на войне придется подчиняться, (а я говорил, что очень этого не люблю.) и на войне придется командовать, а командовать более чем пятью людьми мне тоже не слишком хочется. Жаль, что война будет. Но, надеюсь не слишком скоро…
german: Хорошая переправка... И создал человек робота по подобию своему... И должен был робот служить верой и правдой ему Но вот какая не задача, покорённым оказался человек Теперь слуга того, что породил недавно, в прошлый век И вот разобран на запчасти, теперь он раб, механик и монах Он в жертву роботу приносит веру, боль, свободу, страх
german: Я просто робототехник....такая лира привычна для меня.... Я не забываю...я архивирую и теряю пароль Некоторые люди похожи на роботов...и тогда неясно кто кого породил Также со злом...толи зло человека....толи человек зло... Дитрих ты жалеешь о войне ????
german: Да бывает такое....у меня стих старик был....Я действительно в метро видел старика со стеклянными глазами, с пустыми...он на меня посмотрел, сквозь меня....Стало жутко....
Dietrich: Не заботься о зомби. Они будут уничтожены нашей тяжелой техникой… Подумай только о том, что бы самому не стать зомби или биомонстром…
german: Уж не зомби я боюсь, я боюсь пустоты....Кстати мой любимый поэт - Лермонтов
Dietrich: Сказка. Самолет, современный, удобный, огромный. Я у самого иллюминатора. Страшно хочется курить, пачка в кармане, и это расстраивает меня еще сильнее. Я нервничаю, кажется, что-то не так с машиной. Возле меня сидит человек, лет сорока, и непрерывно рассказывает мне какой то бред о строительной технике. Узнав, что я архитектор он вздумал, что мне интересны карьерные экскаваторы и другие строительные монстры. Но мне не интересно, я чувствую какую то беду, пью коньяк из принесенной стюардессой маленькой бутылки и очень хочу курить. Когда левая турбина самолета вдруг начинает гореть, я уже не удивляюсь, одеваю кислородную маску и пристегиваюсь. Мои нервы давно отлажены так, что я волнуюсь только под гнетом неизвестности, когда же ситуация ясна, я обычно действую. Но что я могу сделать в этом случае? Мой сосед паникует, что-то кричит. Я сделал музыку в наушниках громче. Мы упали. От сильного удара я потерял сознание. Машина перекувыркнулась и замерла в песке. Жуткое искалеченное тело, утратившее крылья и всякое сходство с тем аппаратом, в который я садился несколько часов назад. Не знаю, как так случилось, какие силы были на моей стороне, но я вдруг, понял, что цел и невредим. Самолет горел, и открыв глаза, я не сразу смог сориентироваться, казалось целую вечность я отстегивал несчастный ремень и выбирался сквозь завесу дыма, полагаясь только на интуицию. Когда же я отдышался, лежа на раскаленном песке и слабо веря в происходящее, увидел, своего соседа, что сидел, сгорбившись, неподалеку. Пустыня, огромная, настоящая. Барханы песка, в закатном свете они выглядят несколько мрачновато и хотя небо еще яркое, вспоминается -солнце на юге садится быстро. Мой сосед заметил меня, раньше чем я успел подняться. По бесчисленному количеству вопросов, которыми он меня засыпал, я понял, что с ним истерика. Я веду себя флегматично, и даже не желаю тратить силы на утешение этого несчастного. Стараюсь придумать как выбраться отсюда, но, увы, ничего не приходит, кроме страшных историй об умерших в пустыне без пищи и воды. Наверное, нас будут искать? Мой товарищ по несчастью оставил, наконец, меня в покое и бегает теперь возле останков самолета. - Нашел! Вдруг кричит он. И бежит ко мне. Слиток золота, неровный, напоминающий детскую ножку, видимо очень тяжелый, потому что бывший сосед, тащит его пригнувшись. Я удивляюсь и даже встаю с песка. - Давай выберемся отсюда! И я награжу тебя! Помоги мне спастись! И ты разбогатеешь! Я не слушаю его болтовни, я смотрю в небо, оно потемнело слишком быстро. Песчаная буря закрывает солнце и гребнем нависает над нами. Вдруг в этой туче я различаю лицо. Я так и стою, разглядывая этот изменчивый образ. - Здравствуй. Говорю я тихо лику песчаной бури. Буря обращает на меня взор. - Ты знаешь, кто я? Говорит мне буря, шелестящим голосом сухого ветра. - Смерть моя? Отвечаю я глухо, и чувствую, как от страха начинает бешено стучать в висках. - Нет! Говорит буря, я Дьявол. Я хозяин реальности, князь материи и пространства. - Здравствуй Дьявол… Говорю я, я, думал дьявол, он как-то иначе. - Как же? Буря опускается рядом со мной, и песок формирует до боли знакомый силуэт. Я видел этого человека, но где? Ах да, в зеркале. На счастье я вспоминаю про сигареты. - Ты куришь? Дьявол удивляется, но берет текучими, песчаными пальцами тонкую, белую палочку сигареты. Мы курим, я разглядываю Дьявола, а он постоянно меняется, будто рябь быстрых облаков по воде, бегут по его лицу чужие облики. - Знаешь, вдруг говорит Дьявол, когда-то Отец души, как вы называете его - Бог, отдал мне этот мир. Что бы я владел им, берег его. И он пускается в трудно понятные мне объяснения. Из этих объяснений я уяснил очень немногое, например то, что в этой пустыне есть золото. Огромное его количество, и это символ материи этого мира. Солнечный свет, заключенный в плоть. И что подобное было по всему миру, но люди падки до блестящего и теперь «опоры» разграблены. А мир, при нарушении этого баланса, может кануть в небытие. Он приводит мне тысячи примеров, и я очень с ним согласен. Мы курим, я курю пятую сигарету подряд, а та, что в руках моего собеседника только тлеет, но, кажется, она может тлеть вечно и никогда не закончится. Мы разговариваем, я по прежнему мало что понимаю из его историй, только, пожалуй то, что зло придумали люди и продолжают совершенствовать свое изобретение. И понимаю, что во всех великих книгах, есть доля истины, но сильно искаженной. Еще, что древние египтяне, пытались усилить влияние «золотой опоры» превратив ее в произведение искусства и заключив в пирамиды, а когда гробницы были разграблены, баланс нарушился. Вновь подбегает бизнесмен, волоча слиток. Он не видит Дьявола и не слышит его речей, человек вновь рассказывает, что озолотит меня. Интересно как он собирается это сделать? Неужели он не понимает, что я точно так же как и он пойман. И мое спокойствие, не спокойствие вовсе, а просто я пока не вижу выхода. - Дай сюда! Говорю я ему. – Я посмотрю, что за штуку ты носишь, возможно, это фальшивка. Он нехотя протягивает мне тяжелый сияющий слиток. Тяжелый, даже для меня. И вдруг, неожиданно для самого себя, я бью своего бывшего соседа в висок, этой золотой дубиной. Бью не слишком сильно, но достаточно, что бы он упал на песок без чувств. - Значит, говорю я, не все сокровища стоит находить? Дьявол кивает, кажется, я вижу любопытство в его глазах. - Я не смогу закопать это глубоко. Я отхожу чуть в сторону и укладываю слиток в сыпучий грунт. - Не страшно, буря закопает достаточно. И он исчезает. Я остаюсь в пустыне рядом с оглушенным человеком и разбитой машиной. В пачке всего две сигареты. Самолет. Я смотрю в иллюминатор, под крылом бегут облака, где-то внизу пустыня. На пассажирском кресле рядом со мной человек без сознания, на левом виске его, кровоизлияние, от моего удара. Стюардесса разносит ужин.
german: Интересно...Но умозаключения дьявола бональны....живя тысячи лет он должен был быть полным превосходством знаний....
Eos: Даже если живешь тысячи лет, все равно солнце каждый раз восходит новое. И умозаключений там дъявол, по-моему, никаких не делал. А только объяснял физику в рамках школьной программы, да своего немножко добавил.
Dietrich: Danke! Eos! Я без тебя, верно пропаду. Разберут на запчасти и танк и танкиста. Ты мой ангел хранитель!
Dietrich: Meine Ehre heißt Treue! О небо спаси меня! Небо прости! Безумие каплет сквозь стенки сознанья! А бред в соответствии будет расти, Теплу и бессмысленности расцветанью! Ах небо! О ангел мой! Где же ты есть! Мой разум и воля в смятении бегут. И вскоре порвется смирения жгут. Приди и спаси мою верность и честь.
german: Я множусь каждый день уж много лет...а через тыщу.....я уже наука, я уже секрет
Dietrich: Ты как раз вовремя. Я самое пугливое в мире приведение с мотором...
Eos: Кстати, в югэн такие вещи - разные грани бытия - очень даже классно рассматриваются. Все просто, просто этого простого много. А у меня вот еще что есть: Все пройдет, переменится ветер, Бросит пригоршню пыли в лицо... Я хотела понять все на свете, А нашла только феи кольцо. Потемневшее тускло мерцает Под сиянием полной луны. Истин в жизни с избытком хватает, Только больше они не нужны.
полная версия страницы